Сибирские огни, 1980, № 10

154 В. П. РЕДЛИХ прививались в нашем театре. Чем дальше, тем больше сплачивались мы. Правда, к тому времени многих уже не было. Ушли Мильтон и Веселов — старожилы «Красно­ го факела». Ушел Максимов, а потом и По­ лежаев. Но их сменили новые талантливые актеры, художники, режиссеры. Несколько слов о моих первых спектак­ лях. Это были «Тартюф» Мольера и «Ше­ стеро любимых» Арбузова. Над «Тартю­ фом» мы работали с молодым режиссером А. Шориным, только что окончившим ГИТИС. Боже мой! Чего только, честно при­ знаться, согласно моде того времени, в этом «Тартюфе» не было... Оргон возвра­ щался домой на ослике. Все домочадцы встречали его с зажженными свечами и канделябрами. Ослик брыкался, нес О рго- на, все кидались за ним... Спектакль сопро­ вождался вставными песнями. Было три добавочных участника — мушкетеры Атос, Портос и Арамис. А в конце Дорина (ее прелестно играла Валентина Баранова), во­ оружившись огромной метлой, с торжест­ вом изгоняла Тартюфа. На гастролях в Москве на спектакле были какие-то фран­ цузы. Они много смеялись, а под конец не выдержали и заорали: «Бог мой! Что она вытворяет, эта субретка!..» Шли годы. Не стало Литвинова. На его место пришел А. Б. Смеянов. Он интерес­ но, серьезно поставил «Таню» Арбузова. Ее играла та же Валя Баранова. Перед Смеяновым был еще П. А. Рудин — доб­ рый, милый старичок. Он долго не возился со спектаклями. Тихонько сидел в первом ряду и только изредка вскакивал на сцену, воздевал руки и кричал: «Делайте сумато­ ху, я вам говорю ! Делайте суматоху!..» И заскучавшие было актеры оживали, что-то получалось. Выходили бесхитростные, но живые, темпераментные спектакли. Этот режиссер прекрасно знал зрителей, и зри­ тели отвечали ему большой симпатией. Павел Анатольевич Рудин привез с собой нескольких актеров. Среди них был один из самых любимых моих артистов Аркадий Михайлович Аржанов. О нем я и хочу рас­ сказать. Первое его выступление было крайне не­ удачным. В спектакле «Интервенция» он играл главу подпольной революционной группы. Тогда считалось: раз ты играешь героя, так будь им! Высоким, красивым, с большим голосом, четкой дикцией. Ничего этого у Аркаши не было. А глааная беда была в том, что он сам считал эту роль не своей. Был смущен, связан, робок. Дебют его в новом коллективе не удался. Надо сказать правду: коллектив непростительно ошибся, посчитав Аркадия Михайловича после первого выступления просто плохим актером. «И откуда Павел Анатольевич раз­ добыл такого!.. А еще считает своим лю­ бимым...» Следующая роль — старого шахтера (на­ звания пьесы не п ом ню )— пленила всех раз и навсегда. Когда рассказываешь о ве­ ликолепных актерах, ушедших из жизни, делается больно, горько. Сколько непо­ вторимо прекрасных минут дали они лю­ дям! И._ ничего не осталось. Счастье еще— о ком написаны книги, воспоминания. Я не писатель и не критик. Меня мучает мысль, что о моих замечательных товарищах по «Красному факелу» знают очень мало, почти ничего. А между тем каждый, кто видел их на сцене, подмечал что-то свое, особенное. Моя попытка робка, неуверенна. Но м о­ жет быть, если я закрою глаза и буду на­ стойчиво вглядываться в прошлое, такое дорогое для меня, может быть, увижу и человека— каким он был. Каким ж е был Аркадий Михайлович А р ­ жанов, когда я встретилась с ним впервые? На собрании труппы среди новых акте­ ров сидел мальчик лет двадцати пяти, ка­ кой-то невзрачный, так мало похожий на актера, особенно провинциального. Тогда еще не перевелись видные актеры: уви­ дишь — не ошибешься! Только глаза его невольно приковывали к себе — черные, веселые, живые. Он внимательно слушал, разглядывал все вокруг. И сколько потом выявилось таланта в этом мальчике, сколь­ ко ума, сколько трагизма! Да, он был спо­ собен и на трагедию. Забегу вперед. Шла война. Театр был эвакуирован в Кузбасс. Мы ставим «Русские люди». Аржанов играет Глобу. Вот когда героическое начало, жившее в нем, боль­ шое сердце, мужество, способность к са­ мопожертвованию раскрылись с неза­ бываемой заразительной силой. «Соловей, соловей, пташечка, канареечка жалобно поет...» — запевал, идя на смерть, этот не­ взрачный, плохо одетый маленький чело­ век с горящими глазами, полными слез. Резким рывком уходил он из комнаты. Па­ уза. Большая пауза. Замирала песня. И дол­ го молчали, не в силах начать говорить, Са­ фонов и Валя... Этот умный, всегда неожиданный актер любил контрасты, непредсказуемые пово­ роты характера. Так и здесь — поначалу грубовато циничный, какой-то хитренький, он вызывал даже неприязнь, недоверие к себе. И вдруг — просветление, высочайшая духовность к концу его жизни в спектакле. Была еще замечательная роль у Арж а­ нова. Я не могу вообразить, что мог быть лучший исполнитель Перчихина в «Меща­ нах». Вылетал на сцену какой-то сказочный старичок-лесовичок и уводил наше вооб­ ражение в очарование зимнего леса, в ще­ бет птиц, этих красненьких, весело прыга­ ющих снегирей. Столько доброты в радости за судьбу дочки! Столько иронии над хмурой, без­ радостной жизнью Бессеменова! Так ма­ жорно прозвучала в его исполнении побе­ да человека над мещанином. Милый, ми­ лый Аркаша... Он, мне кажется, не знал неудач. Он играл в «Зыковых» Шохина. Он — Сорин в «Чайке». «Да, статский со­ ветник Сорин был когда-то влюблен в нее...» Нельзя не упомянуть о лиризме ак­ тера, его большой душевности, мужест­ венно, застенчиво прячущейся за насмеш­ кою над самим собой, за шуткой. В этом, мне кажется, и весь Сорин. В этом Чрхев.