Сибирские огни, 1980, № 10
112 ОЛЕГ КОРАБЕЛЬНИКОВ двери, она не выдержала и распахнулась перед ним, как ворота сдав шейся крепости. В квартире было тихо, в прихожей горел свет, а в комнате — на оборот, и Буданов выбежал на очередной виток, как обычно, в неведе нии и растерянности. Он знал, что бить женщин не полагается, да никогда бы и не смог сделать этого, просто кулаки, что называется, очень уж чесались, когда он пинком распахивал дверь в комнату. «Издеваешься, да?» — закричал он первое, что пришло на ум. Но она спала, и даже не пошевельнулась в ответ. Просто спала, на диване, на простыне, под одеялом, и -если бы Буданов не пыхтел так громко и .гневно, то услышал бы ровное дыхание ее. И это очередное несоответствие между предполагаемым и действи тельным окончательно взбесило Буданова. Он подскочил к дивану, и сгреб одеяло, и смахнул его на пол, и ждал только одного — ее испуга, чтобы она вскочила, и забилась в угол, и прикрыла грудь руками, и за кричала бы напуганно. Она и в самом деле проснулась, и открыла глаза, и спокойно посмот рела на него, но не было в глазах ее ни испуга, ни Гнева, ни презрения. «А, это ты, Слава,—сказала она, зевая,—где ты был так долго? Ложись, уже поздно». И отвернулась к стенке и, кажется, уснула. Обыденно и привычно, как собственная жена, с которой прожил не один год и кото рая даже ревновать разучилась. И встал Буданов, и проклял свою судьбу, а потом наладил, как уж сумел, дверной замок, и вымыл руки, и покурил на кухне, и разделся, и поднял с пола одеяло, и прошлепал босиком к дивану, и сказал ей: «Подвинься, что ли». Он встал пораньше, оделся в темноте, сполоснул лицо, вытерся чу жим полотенцем, потихоньку вышел. «Жигули» стояли на месте, снег осел на крыше и стеклах, и вид у машины был теперь не такой вызывающий и наглый, как в теплом гараже. «Ну, что, подумал, как жить дальше бу дешь?» — спросил Буданов и смахнул перчаткой иней с ветрового стекла. Включил зажигание, вдавил-педаль, мотор завелся Сразу же. Медленно, боясь перегреть мотор, он доехал до ближайшей колонки, заполнил радиатор и, выруливая на проспект, вспомнил, что сегодня суббота и на работу спешить не надо. Домой ехать не хотелось, он знал, что ничего хорошего не ждет его там, нарочито растрепанная жена станет гневить его битьем посуды и сотрясать воздух словами, а этого' он, конечно же, не любил. Поколесив по городу, поразмыслив о жизни своей, он пришел к выводу, что все ру шится, и он уже не в силах изменить что-либо, а раз такое дело, то нуж но кидаться в омут, и желательно вниз головой. Но как это делается, представлял себе плохо, а от всех бед и болез ней было у него одно лекарство, поэтому он остановился около вокзала и пошел в станционный ресторан, единственный в городе, работавший в столь раннее время. Он быстро захмелел, и совсем пропащий сосед его, сморкаясь в ска терть, тянул к нему руку свою, и хлопал по плечу, и называл почему-то Васей. И Буданов не отвергал руки его, а подливал из графинчика, и плакался ему в потную тельняшку, и говорил, что все пропало, и немину чая гибель ждет его за углом, и никто на свете уже не спасет его, даже милиция. При слове «милиция» сосед его трезвел на секунду и прятал руки под стол, но тут же вынимал их, когда Буданов придвигал ему щед рую рюмку. Они быстро сошлись на том, что все беды от баб и что хорошо бы из вести их всех под корень, но как это сделать, они не подумали и спо рили так шумно, что их не слишком вежливо выпроводили из зала.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2