Сибирские огни, 1980, № 10

РАССКАЗЫ 111 и только морщинки у глаз и на лбу были лишними, да тени под глазами, да накрашенные губы. Она вскочила и бросилась ему на шею, а од испугался и отпрянул, а она уже успела обнять его и оторвать ноги от пола, вот так и получилось, что он не удержался и свалился на спину, а она цепко обхватила его ру­ ками и коленками, и уселась верхом, и засмеялась, и стала небольно колотить его в грудь. Буданов не пытался подняться, но и на игру ее не отвечал. Ему снова стало не по себе, как и в тот, в первый вечер. Много­ численность людей, спрятанных внутри нее, пугала. Сейчас она была шаловливой девочкой, любимой дочкой, которой все разрешается и про­ щается. Она стала ею, словно бы почувствовала отцовскую нежность Буданова, и вот снова изменила обличье. «Я пойду,—сказал он.—Мне пора ехать». Но она растянула ему рот пальцами, и последняя фраза получилась невнятной и смешной. Она обняла его, и прижалась грудью, и погладила щеку его, и прошептала: «Хороший ты, Славик, хороший», и чмокнула его в нос. Он машинально вытер его рукавом, красная полоска помады осталась на обшлаге. Гудел телевизор, экран его равномерно светился розовым светом, как огромный глаз сквозь закрытое веко. «Я солью воду в радиаторе»,—сказал он, и взял ее на руки, и отнес на диван, и, не одеваясь, вышел на улицу. В кабине он разыскал пачку сигарет, закурил, включил зажигание, завел мотор, подождал, когда он разогреется и кончится сигарета, тща­ тельно загасил окурок и мягко выжал сцепление. Через два квартала мотор застучал, забулькал, захрипел, как тя­ жело больной человек, и машина остановилась. Буданов покопался в капоте, но было темно, фонаря он не захватил, а светить зажигалкой побоялся. «А, и ты с ней заодно!» —сказал он и в сердцах пнул ее в колесо, и еще раз —в подбрюшье. Машина не ответила, тогда он набросился на нее с кулаками и, конечно же, разбил пальцы в кровь. Боль отрезвила его, он закрыл дверку, слил воду в радиаторе и, чер­ тыхаясь, побрел назад. Дверь оказалась запертой, он постучал и стучал так минут десять, сначала робко, потом раздраженно—кулаком. Ему не открывали. Итак, он был раздет, бездомен и предан. Предан женой, автомоби­ лем и этой женщиной, которую он чуть не удочерил в сердце своем. В своем глупом и доверчивом сердце. Разбитые пальцы болели и снова начали кровоточить. Было ясно, что впускать его не желают, но идти было совершенно некуда, вот он и сел на верхнюю ступеньку лестницы, притулился спиной к перилам и по­ сасывал костяшки пальцев, и поплевывал розовой слюной, и бесился тихим бешенством, и проклинал свое глупое сердце, и, конечно же, толь­ ко себя одного считал виноватым. Он чувствовал себя бегущим по суживающемуся кругу, каждый раз он повторял свои витки, возвращался к этой двери и снова уходил от нее, и снова прибегал/ и знал, что витки сужаютея, и что вырваться он уже не сможет никогда, и что вся эта маета не что иное, как наказание ему за совершенное преступление. И здесь, за этой дверью, с облупленной краской, с трещинкой от то­ пора, с криво прибитым номером, ждет его и суд, и тюрьма, и казнь, воз­ можно, мучительная. Буданов лизнул ранку, присел перед прыжком и, что было силы,уда­ рил каблуком в дверь. Она вздрогнула, старая щель расширилась, из нее блеснул свет. Буданов знал, что все равно никто из соседей не выйдет, и его даже развеселило это. Он еще раз, с грохотом и треском, ударил по