Сибирские огни, 1980, № 10

110 ОЛЕГ КОРАБЕЛЬНИКОВ Сколько еще я должен расплачиваться за то, что я невольно совершил когда-то?». Он и в самом деле разозлился, и ему казалось, что прав только он, что его унижают, бесчестят и желают ему зла. А Антипова не стала больше говорить ничего, а просто поджала ноги, прижала к себе куклу и горько-прегорько заплакала. И Буданов растерялся и мысленно проклял и себя, и ее, и свое ту­ поумие, и непредсказуемость ее поступков. Уйти он не мог, и что делать дальше, не знал тоже. Итак, их было трое в комнате, он, она и телевизор. И самым мудрым из троих был последний. Он. послушно отражал зеленые луга,,и белых лошадей, и голубую воду, и красные лепестки цветов, а если надо было, то с такой же безмятежностью показывал войны, и вспышки снарядов, и людей, исколотых штыками. И Буданов вспомнил рассказ с позабы­ тым названием, в котором человек, спасаясь от зубной боли, превратил­ ся в телевизор и в этой ипостаси нашел свое призвание. Буданов позави­ довал этому герою и хитроумию автора тоже позавидовал, потому что сам был не способен ни превратиться в телевизор, ни написать рассказ, ни утешить плачущую женщину. «Перестаньте,—сказал он,—ну, я вас прошу, не плачьте. Я вас оби­ дел? Ну, простите меня». Он подошел к ней и сел рядом, и осторожно, как дикого зверька, погладил по голове. Ему стало жаль эту женщину, и хотя он мысленно укорил себя, что снова расклеился и размяк, а она, быть мо­ жет, только и добивается этого, но все равно он чуть ли не с нежностью провел рукой по ее лицу, вытирая слезы. «Катя,—сказал он,—ну не надо, Катя, не плачь, Катюша». И он даже не удивился, когда она отве­ тила на его прикосновение, доверчиво, как девочка, прижалась к его руке, и он не отнимал ее, и слезы стекали по ладони и капали на под. Телевизор проиграл знакомую мелодию, начиналась передача «Вре­ мя», значит, было уже пол-одиннадцатого, и зимняя ночь на дворе, и замерзающая вода в радиаторе, и жена дома. Но он не пошел ни к телефону, ни вниз —к машине, а так и остался сидеть, гладил свободной рукой ее руки, и лицо, и шею, и убеждался с радостью, что она успокаивается и что вот-вот вовсе перестанет плакать. У него никогда не было детей, но сейчас ему показалось, что он пони­ мает, что такое отцовское чувство и отцовская любовь, ему было жаль эту женщину, эту девочку, он любил ее и готов был сделать что угодно, лишь бы она перестала плакать, и улыбнулась ему, и обрадовалась но­ вой игрушке, и позабыла бы все обиды. «Бедная девочка,—думал он,—совсем-совсем одна на свете, и муж был сволочью, бил ее, и детей у нее тоже нет, как у меня. И разве я имею право осуждать ее, если кто-нибудь приходил к ней? Одна-одинешенька, кто ей поможет?». Она перестала плакать, телевизор перестал показывать, а он пошел звонить домой. Лена холодно ответила ему; он не хотел враждовать с ней и сказал, что сейчас приедет, но ей ссориться не наскучило, она ска­ зала гадость, а потом еще одну,' а под конец сообщила ему, что он может и вообще не возвращаться, и пусть ночует там, где и в прошлую ночь, он, конечно же, сказал на это, что спал в гараже, ну а она, конечно же, ляпнула такую гадость, что он взорвался, накричал на нее и первым бросил трубку. Антипова сидела на полу перед телевизором и крутила ручки, и на­ жимала разные кнопочки и, клавиши, отчего кинескоп то вспыхивал разноцветными искрами, то покрывался пятнами, то погасал. На ней был легкий халатик, и Буданов удивился, он почему-то никак не мог вспом­ нить, в чем она была одета до этого, но уж явно не в халате. Она оберну­ лась и посмотрела на него шаловливым взглядом нашкодившей девочки,