Сибирские огни, 1980, № 9

96 Сыновья уговаривали его бросить чабанить, но Митрочак и слушать не захотел. До шестидесяти осталось меньше трех лет, и он считал, что рано еще расставаться с делом, которым занимался с довоенной поры. За чабанство орден получил. Он и представить не мог, как это вдруг не работать? А что тогда делать? Митрочак глубоко вздохнул. Хотя в избе было еще довольно тепло, растопил печь, подбросил березовых поленьев и долго глядел на огонь. Недели две назад, так же, как сегодня, приехав на денек в аал, повстречал на улице Изыргу, вдовую тещу бухгалтера Панфила. Тогда же пришло в голову посвататься к ней. Уж если брать жену, лучше Изырги не найти. И возрастом подходит, и характером. Сходил даже в сельпо, взял три бутылки водки, но пойти к вдове не отважился. Вспомнив о своем намерении, достал с полки припасенные бутылки. Сдернул с одной из них алюминиевую шапочку, налил с полстакана. Пошептал наговорные слова, хоть и не верил в них, приоткрыл дверцу печки и плеснул в огонь водку на счастье, затем добавил в стакан, выпил для храбрости и закусил кусочком сала. То ли от выпитого, то ли от раскалившейся печки по всему телу разлилось тепло и настроение вроде бы поднялось. — Хватит так жить. Сам мучаюсь и детям покоя не даю. Попробую сговорить Изыргу,— произнес Митрочак, и голос его гулко прозвучал в пустой избе. Он снял с себя рабочую одежду, надел черный шерстяной костюм, который доставал только по большим праздникам, расчесал перед большим зеркалом на пробор седые волосы. Потоптался еще в нерешительности, сунул в карманы полушубка по бутылке и отправился к Панфилу. Чем ближе подходил к дому бухгалтера, тем меньше оставалось у него смелости. Пересилил все-таки робость, зашел. Снял шапку, поздоровался. Изырга мыла посуду. Зять, лежа на диване, читал газету. Дочери с детьми дома не было — видно, в клуб'ушли, кино смотреть. Панфил Игнатьевич оторвался от газеты и уставился на Митрочака, все еще переминавшегося у порога. Лет сорока с небольшим, высокий, белолицый, слегка рыхлый, Панфил был видным мужчиной. Он много учился и никогда черной работой не занимался. В прошлом году его даже назначили управляющим фермой. Панфил стал носить широкий галстук и очки в золоченой оправе. Управляющим, однако, пробыл це- долго — не сработался с людьми, сняли его. Тут же Панфил Игнатьевич расстался и с галстуком, и с очками. Согласился на должность бухгалтера. В аале его не любили. Считали хитрым и жадным. Да и приврать Панфил был горазд. Митрочак, как и все, не шибко жаловал его, но, собираясь породниться, заглушил неприязнь и заговорил первым. Хозяин, погруженный в чтение, отвечал односложно, не проявляя особого внимания к нежданному посетителю. Изырга той порой собрала на стол и позвала Митрочака с зятем. — Я только поел,— стал для приличия отговариваться жених, однако снял полушубок, вытащил из карманов поллитровки и поставил их на стол. У бухгалтера, все еще лежавшего на диване, выпала газета из рук. Он удивленно перевел взгляд с бутылок на гостя и сел. Хозяйка повторила приглашение, и первой заняла место за столом. Она догадалась, зачем пожаловал Митрочак, и притихла, подперев обеими руками щеки, даже порозовела слегка. Муж Изырги погиб на фронте. Она вырастила двух дочерей и осталась с младшей, женой Панфила. Легкая на ногу, проворная, она и с годами не утратила подвиж-