Сибирские огни, 1980, № 9

двойная ноша 77 Порядок надо было наводить, по его мнению, и в самом объединении, и в отношениях с клиентурой. — Тут главное — как поставить себя. Василий Трофимович все больше на совещания надеялся. Соберутся лесники, геологи, строители, транспортники и начинают договариваться. Подпишут соглашения разные, договоры*. А как перевозки начались, эти бумаги в сторону — и каждый за себя. Меня эти писульки тоже мало интересуют. Мне груз давай. Поливанов в рубке, поэтому дублер старший за столом. Обязанность старшего — вести беседу. Поливанов делает это тонко, ненавязчиво, вовлекая в разговор всех сидящих за столом. Виталий Аркадьевич говорит в основном сам. — Колесник с идеей носится ■— содружество с лесниками. И чтоб в общий котел работать. Это значит — как ни крутись, а премию получишь, наравне с теми, которые чесаться не будут. Конечно, кто работать не умеет, Колесника поддержали — Суровикин, Кузнецов... А мы — нет! Сергей Иванович сказал: я свои законные шестьдесят процентов терять не хочу!— Можно больше потерять,— проговорил Назаров, но его не расслышали, потому что наставник Белых закричал: — Он же, Колесник, с Сергеем Ивановичем во как! Один задериха, другой неспустиха. Сергея Ивановича так просто, на прямой, трудно обойти, вот Колесник и придумал свой метод. А он упорный. Я, говорит, своего добьюсь! Бабушкин и механик взглянули на дублера. Тот отрицательно покачал головой. — Не пойдет Павлов на это. Поливанов против — зцачит, все. «Да нет, ребята, — подумал Назаров,— не все. Этот Колесник с другими капитанами;— Назаров знал их всех, кроме Кузнецова, еще по прежней своей работе в объединении,— придумали чрезвычайно интересную штуку. Идея настолько проста, что на первый взгляд кажется банальной. Но в ней есть одно зернышко. У Павлова взгляд цепкий, он это зернышко должен разглядеть. Но пожертвует ли Павлов Поливановым?». Назаров поднялся в рубку подменить Поливанова на время обеда. Он не был в этих краях десять лет. Все те же берега. Но на реке другие люди, другая жизнь. Назаров вспомнил слова Терехова о прежних караванах: «Плывет целая деревня...» Назаров еще застал эту прежнюю жизнь. Дядя, шкипер с баржи, брал его каждое лето на рейс-другой. Начинался рейс с базара. Дядя и тетя закупали мешками огурцы и картошку. Огурцы кисли весь рейс в огромной кадушке. Он с двоюродным братом пробирался в темную кладовую, где стояла кадушка, запускал руку с рассол; не было ничего вкуснее этих твердых, малосольных огурцов. Потом, в северном городе, тетка бойко торговала овощами, и неизвестно, кто больше был доволен, она или покупательницы, просто боготворившие тетку... Ниже Подгорной к каравану то и дело приставали лодки, предлагали осетра, черемшу’, чернику. Признавался только обмен — на пробковые спасательные пояса, тесаные доски, веревки, краску. Баржи шли счаленные по три штуки, борт о борт — человек двадцать взрослых да столько же детей. Вечерами шкипера собирались на какой-нибудь из барж, играли в девятку или шестьдесят шесть. Бабы судачиди о приметах, заговорах, снах. У детей были свои заботы и радости. Ребята десяти-двенадцати лет, прячась, неумело крутили цигарку, одну на всех, «зобали» по очереди, кашляли до слез... У ребят и девчонок постарше была своя компания, «малышей» туда не допускали. Где они, эти караваны? И не в том дело, что баржи теперь бес- командные. С той деревней ушло, исчезло что-то очень важное. Уже