Сибирские огни, 1980, № 9

39 — Тогда дай мне пиджак на плечи набросить. — Слышь-ка,— обрадовался Николай,— давай-ка заодно и твои ордена с. медалями проветрим, чтоб больше они не тускнели в коробке... — Опять пошел-поехал. При чем тут награды? —- но в голосе Гали не было прежней настойчивости, она мягчела, по-женски становилась нежной, тихой. — Может, все-таки не надо, Коля. __— Ты ведь еще ни разу их не надевала. А сегодня такой случай... Дай, Галя, я сам тебе их нацеплю.— Было слышно, как Николай, что-то нашептывая, цеплял к лацкану пиджака ее награды.— Вот ты какая у меня — золотая рыбка! — не сдержал восторг Николай.— Идем, Галю- ха, на волю, под звезды, как бывало в молодости! — слышен был их поцелуй, потом шаги, скрипнула дверь и вдруг взволнованный щемящий душу шепот: — Был бы ты всегда такой, мой милый. — Буду, Галя, буду, моя золотая рыбка,— тоже шепотом ответил ей Николай. За ними затворилась дверь, я, радостно вздыхая, провалился в какой-то пуховый теплый сон... Наутро Николая было не узнать: веселый, живой, общительный человек с ясным взглядом и чисто выбритым лицом смотрел на нас чуточку виновато: — Пока нет Гали, хочу повиниться перед вами. Простите меня, что было не так вчера за столом, да и вообще вечером. — Брось ты переживать,— хлопнул его по плечу Федотыч.— Не бери в голову. Все пройдет, а вот Галю, друже, береги. Такой ласточки тебе больше не поймать. И хвост свой не шибко задирай, а то опять шлея попадет,— весело засмеялся Федотыч, озорно подмигивая мне. — Видать, отбрыкался. Совесть, наверное, как и страх, потом приходит. Если б не было нас здесь сейчас, что бы было с Галей? Не знаете?— Д а все бы нормально было,— пожал плечами Федотыч. — Нормально? Тогда вы ее совсем не знаете. Она у меня без оглядки живет.— Николай вдруг разом побледнел, прямо и честно смотря нам в глаза, добавил: — Всю ночь с ней под звездами бродили. Я молил бога, что все получилось так, а не иначе. — Значит, судьба,— согласился я с ним. — Верно, Микола! Судьба! — как-то даже обрадовался Николай, прянул к закипевшему самовару, вставил в трубу заглушку. В это время вошла с подойником Галя, радостно воскликнула: — Проснулись, петухи? А курочки уже яйца нанесли. Ну, за чаек и на работу. Чай мы пили весело и шумно. ...Случилось все же так, что, выйдя из хаты, мы действительно еще раз увидели Лывина. Смешно и страшно видеть труса, опасно — Злого человека. Он сам ни от кого добра не ждет, но и не способен сделать никому добро. О таком никто не скажет: «Жизнь прожил, как песню спел». Словно угадав мои мысли, Николай добавил: — Ну, кто его добром помянет? — Ладно, мужики, до встречи. Лывин сейчас в щелку ворот за нами подглядывает. Я кожей чувствую,— поморщилась Галя.— Мерзко-то как, боже. Мы прощались с Галей и Николаем Курзун, как с самыми родными и близкими людьми на всю нашу жизнь. Беда породнила нас. — Не поминайте лихом,— проговорил взволнованный и бледный Николай,— Узки тропиночки людские, да все же сходятся.