Сибирские огни, 1980, № 9

РАССКАЗЫ 2<г ны,— песни, говорит, пьяные мужики в резиновой лодке горланят, град от себя отпугивают. Давно мы вас услышали, да вот его стронуть не могла.— Она посмотрела на отполированный ладонями кедровый держак багра, снова чуточку улыбнулась: — Ладно. Все обойдется. В баньку сейчас, чтоб вся простуда вон! Мы уже потемну дотянули до поселка Минуса, ткнулись в пологий песчаный берег против дома наших спасителей. Град прошел, бури как не бывало: небо крупно вызвездило. Вода, отражая звезды и огни поселка, густо замешивала их в текучих ямах, и только на тишах они мерно плавали перезревшими розоватыми кувшинками. Но, глянув еще раз на черную в ночи воду, я невольно вздрогнул, и холодная жуть змеей поползла под сердце. Вошли в хату. Нас шумно встретили две белокурые девочки лет десяти-двенадцати. — Лепетуньи наши,— с материнской лаской сказала женщина.— А ну, дочурки, печку подшуруйте, чтоб дядям обогреться. — Ой, какие вы мо-о-крые! — ахнули девочки. С нашей одежды вода стекала ручьями, дрожь била барабанной, дробью, и наш зубной перепляс рассмешил девчонок. — Мы, кккак ммокрые ккурицы,— выдавил Федотыч, попытался даже улыбнуться, но беловатые морщины исказили почерневшие щеки, и только теперь, кажется, заморгали глаза. Ожил моряк! Ожил! —- И чайку поставьте! — командовала мать.— Сахару-то купили? , — Купили, купили, мама,— наперебой защебетали девочки. В теплой светлой тесноте кухни мы начали знакомиться. Женщина назвала себя Галиной и тут же выбежала из хаты, мужчина — Николаем Курзуном.— супруги оказались довольно молодыми. Дочурок звали Мариной и Светой, они были погодки. Пока мы выжимали над тазом одежду, пока, кряхтя и охая от ломотной боли в ногах, снимали друг с друга набухшие водою сапоги, тепло печки добиралось до нашего остывшего живья, прогоняя судороги, вернулась выходившая куда-то раскрасневшаяся, возбужденная Га лина. — Через полчаса баня готова будет. У нас она — затопляй и мойся. Но пусть жаром напитается, чтоб жгучий парок прогнал из тела холодок! А сейчас давайте-ка по маленькой, чтоб никакая хвороба не пристала. Подходи, мужики! Подходи! — она была весела и необычно красива. Федотыч проглотил стакан водки с таким видимым наслаждением и смаком, что даже мне, трезвеннику, горькое зелье показалось медом. Тепло охватило горло, покатилось вниз, обнимая сердце, иголками ударило в легкие — стали мы помалу оттаивать и блаженно, виновато улыбаться, глуша разговорами постыдное урчание в живЬте: ну еще бы, столько воды наглотаться! — Вот это спытали, Федотыч! — пытаюсь шутить и я, но Галя нас не поняла, улыбнулась, весело заговорила: —- Феклуша всегда выручает,— радовалась вместе с нами Галя.— Прибежишь к ней: «Феклуша, у тебя от компресса что-нибудь осталось? Выручай, соседушка!» — «А как же, отвечает она, ести, ести, девонька, да малость распочатая». Вынет из шкапчика початую бутылочку, а уж от тебя потом получит целую. Сбегай, Николай, и ты к ней. Она забывчива, даст. Одной-то, поди, маловато будет. После баньки и мы с гостями пропустим. Хотя тебе-то гдотать—-не привыкать,— упрекнула она мужа.— Да вот нежданная встреча с добрыми людьми. Как не выпить. Ведь, чтобы разогреться, надо и разговеться,— веселилась беспричинно Галя.