Сибирские огни, 1980, № 9

РАССКАЗЫ _________________ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ ________________ 25 Бравада старика, еще и теперь носившего на обвислых плечах широкую, в мелких дырочках тельняшку, взбодрила меня, обнадежила. — Ну что ж, Федотыч, едем! Попытка — не пытка! — Да спытаем! Чего нам, удалым да молодым, терять? Эх-ма! Отдавай концы! — он заерзал на переднем сиденье, заработал шестом, выгоняя лодку на стремя. Вода от наплывшей тучи посинела, сморщилась, утренней позолоты как не бывало, тревожно билась плесками о голыши-окатыши, но взревевший мотор заглушил все, и только глаз ловил, как в небе росла ку- выркастая туча, норовя перепрыгнуть через широкую в крутоярах мате- ру Енисея. Лодка срезала на ветру пенные гребни беляков, рассекала пучеглазые выбросы на черных ямах. Утесы, мрачные под тучей, на рев мотора ответно гудели, перестреливаясь эхом с берега на берег, как дуэлянты. Берега перед глазами плыли каруселью. Рождались неожиданные шальные вихри. Вихри катились под яры вертопрахом, взметывая воду на дыбы. Вдруг прямо перед'носом нашей лодки, как от взрыва, столбом выросла вода, я резко бросил лодку влево; Испуга не было,'хватив свежую струю, легко и весело дышала грудь. «Всего надо попытать в жизни,— размышлял я за румпелем.— Волков бояться — в лес не ходить... Наоборот, даже как-то азартнее на сердце становится, когда видишь хоть малое впереди себя препятствие». Но что-то необычное творилось в природе. Стрежень, всегда к осени светлый, просматриваемый до дна, сейчас вспузырился, набух, почернел, заходил под порывами ветра кругами. Енисей заволновался, слепо тычась в крутые берега высокой волной, взбивая пену; ее тут же поднимало ветром. И вправду назревала буря. Но разгоравшийся азарт и дух непокорности заставили еще сильнее наддать газу, румпель в руке дрогнул, мотор заревел, напряженно стуча, побеждая стихию ветра и воды. Лодка на предельной скорости чайкой неслась в ущелье. Сила силу ломит, красота! По лицу и по рукам больно заклевали крупные льдистые капли осеннего дождя, бросаемые резким ветром. Мы вошли в узкое горло межутесья, вода тугими веревками глухо хлестала по бортам лодки. В этом тесном ущелье сделалось сразу темно; туча своим лохматым безобразным брюхом провисла над синим корытом русла, зацепившись рыжими краями-лапами за клыкастые вершины крутых утесов, и разродилась тяжким грохотом-обвалом,: выбросила из своего чрева лютый холод, сизые молнии, ударила градом, будто осыпью, по ущелью пустила бешеные вихряки, от которых спасения не было. Черные камни утесов гудели и, казалось, крошились. Я только успел подумать: вот они, эти самые плескуны, как их ласково называет Павлыч. Нашу лодчонку на воронке развернуло поперек реки, бросило меж плескунов, крутые тяжелые гривы их упали на дно- посудины, и мотор разом захлебнулся. Сердце закатилось ужасом. Я еще жадно ошаривал глазами берега, где бы зацепиться, но камень скалы отвесно лоснился под дождем, дробил, как жерновами, град, высвечивая под молниями свою неприступность. Вот тебе и западня, брат! Глаза захлестнуло пенной волной. Градом секло лицо. Вода возле меня кругами розовела, слегка пенилась и пузырилась, пока новые плескуны не вставали надо мною дыбом, не накрывали меня с головой, продохнуть уже не было никакой мочи. Вдруг водоворот ледяным удавом сжал меня, бешено крутя, потащил вниз, давя до звонкой боли на уши и грудь. Я, видимо, попал в самый центр воронки, но едва коснулся ногами донных камней, невыносимый страх обдал меня пронзительным колючим жаром. Я резко встрепе-