Сибирские огни, 1980, № 9

РАССКАЗЫ 23 главного основного русла, плавает кверху белым брюхом, как в рыбачь- ем котле, но лишь вороны способны хлебать такую уху. Вот и подошел вечер сияющего дня бабьего лета. Все по-прежнему блистало, земля от инея давно просохла, листва под ногами шуршала, с хрустом ломалась. Покрасневшее солнце цеплялось за кромку горизонта, и от него, как от кузнечного горна, багровел весь западный небосклон. Было тихо и спокойно, природа нежилась, и до первого зазимка было еще далеко. Но с южного закрая высокого неба заклубилась тучка, такая черненькая да юркая, будто собачонка с рыжими подпалинами на лугу. Она, вырастая, снежным комом катилась к нам, вроде бы ее притягивало к себе закатное красное солнце, но, видно, не хватало ему силы обогреть ее, потому она шибко дохнула сырым сквозняком. Округа потемнела. Мы себя почувствовали, как в пустом заброшенном доме. Собирались торопливо: к транцу мигом прикрутили «Вихрь», в разболтанные уключины утловатой деревянной лодчонки вставили весла, укрепили по центру флягу с пескарями; крючки и капроновую хребтину аккуратно сложили в ведро, чтобы не спутать при наживе. Знай наших!: Заправские рыбаки! К большой ловитве приготовились. Возле нас увивалась собачонка-приблудыш. Ласково виляя хвостом, забралась она вдруг под кормовое сиденье, повизгивая, просяще смотрела на меня. — Белка, что с тобой? — удивился я.— Ты же лодки боялась, как черт ладана. А тут... А ну, марш отсюда! Но Белка, ужимаясь в угол лодки, повизгивала, не трогалась, дрожала и только умоляюще, просяще смотрела на меня — своего нового хозяина — такими, как показалось, умными, чего-то знающими глазами, что даже сделалось как-то не по себе: с чего бы это? В ее карих глазах была просьба, видно, с нами на рыбалку просится, решил я, но почему раньше она шарахалась от лодки, и, если я ее насильно принуждал сидеть на носу, она, как только взревывал мотор, стрелой выпулива- лась из лодки, вплавь добиралась до берега. А вот теперь сама просится?— Ну, ладно, ладно, не скули, поедешь и ты с нами,— примирительно погладил я ладонью по ее теплой морде. Белка успела несколько раз лизнуть мою руку, но поскуливать не переставала и все смотрела, смотрела на меня, словно гипнотизировала. Странная собака, что у нее на уме? Попробуй разгадай, чего хочет эта псина... В это время к нам на галечный приплесок спустился от своей бо- быльей хаты сосед, когда-то знаменитый столяр и кузнец. Он родился здесь, в верховьях Енисея, но всю жизнь проработал в дымной кузне далекого степного села: заманила его туда суженая. Приехала погостить в Лугавинку да и запривадила только что вернувшегося с действительной солдата. Увезла с собой молодого кузнеца. — В нашей деревне он золотым человеком будет. Цыган робил в кузне, да зашиб его сосед за жену. И лишилась наша деревня кузнеца, — А тут на ловца и зверь,— смеялась бойкая невеста.— Ковать будет, изменять — никогда! Цыган всех образумил. Ха-ха-ха! Шутили потом в родной деревне кузнеца тороватые люди: «Вот тебе и баба-гром! Филиппа к себе в молотобойцы определила. Сколько детей накует, поглядим. Ну и девка! Ну дела-а». А молодой кузнец, и вправду, не только кувалдой в кузне размахивал, а успел вырастить семерых детей, зашел на восьмого, да жена не разродилась — умирала тяжелой смертью: — Ты, Филиппушка, меня прости. Я не раба тебе была, а подруга. Рожала всех тебе я по любви, да вот исход пришел. Схорони меня рядом