Сибирские огни, 1980, № 9

126 ЕФ. Б Е Л Е Н Ь К И Й «Иван Ползунов», «Молчана», «Крутоя­ ры» — очень разные поэмы. «Иван Ползунов» — историческая. Заслугой Марка Юдалевича явилось ху­ дожественное открытие Ивана Ползунова. Ценность открытия усиливается далеко не локальным значением жизни и дела алтай­ ского изобретателя, чье имя достойно сто­ ять в одном ряду с именами российских первооткрывателей и первопроходцев. Прошлое Алтая входит в поэзию Марка Юдалевича такими гранями, которые выво­ дят ее на просторы истории Сибири и ве­ дут в общероссийские дали. Иван Ползу­ нов, при всей драматичности его судьбы, фигура далеко не локальная. А. М. Горь­ кий, увидев в павильоне Сибири на Ниже­ городской выставке 1896 года модель паро­ вой машины Ползунова, с горечью писал о ее печальной судьбе: «Машина... построена на тех же самых принципах, на которых Аркрайт, Уайт, Мордон, Стефенсон и Фуль- тон построили свои станки, моторы, локо­ мотивы и приобрели себе за это бессмерт­ ную славу. Иван Иванович Ползунов всех их опередил: АркраЙ 1 а с Уайтом на 6 лет, Сте­ фенсона и Мордона на 21 год, Фультона еще более, но Иван Иванович славы себе не приобрел, хотя его машина и действова­ ла в одном из казенных рудников Алтая в 1764 году. Затем... а затем Иван Иванович исчез бесследно, а машина его была при­ знана неудобной и сложена в сарай. Боль­ ше ничего». Как правомерно, что судьба Ползунова, в конце XIX века взволновавшая будущего основоположника советской литературы, спустя более полувека стала темой боль­ шой поэмы, сложенной на земле, где про­ шла подвижническая жизнь изобретателя. Очень заманчиво, наверное, было дать стихотворную биографию изобретателя, достаточно колоритную, насыщенную собы­ тиями и, к тому же, весьма поучитель­ ную,— сын солдата, выходец из крестьян, он становится одним из технически образо­ ванных людей России середины XV III века. Однако М. Юдалевич выбирает лишь один, наиболее насыщенный событиями главный эпизод жизни Ползунова, концентрируя вокруг него все идейное и образное со­ держание поэмы (не случайно поэма есте­ ственно переросла в пьесу, имевшую зри­ тельский успех). Поэма начинается с вести о признании открытия Ползунова в Петер­ бурге и завершается его триумфом. Дейст­ вие нигде не уклоняется в сторону. Лишь где-то в середине поэмы есть биографиче­ ская глава о юности героя, о том, как он «через годы и невзгоды великий замысел пронес». Поэт обнажает глубинные начала, опре­ деляющие изобретательский поиск Ползу­ нова. То не честолюбие, не жажда перво- открытия и даже не техническая увлечен­ ность. Ползуновым движут социальные причины — гуманистическое стремление ослабить народный гнет и облегчить труд близких ему работных людей. Но в основанье положил я не. чужие чертежи, а русское лихое горе. Глядите, вон стоит у печи мужик работный, горновой, он от натуги сгорбил плечи, трясет лохматой головой... И все плюется кровью черной, вот упадет — стоять невмочь! О нем я думаю упорно, ему мечтаю я помочь! Этот пафос не придуман поэтом, не при­ писан, а вытекает из самой биографии ге­ роя. Техническое новаторство, как утвер­ ждают ученые-биографы Ползунова, содер­ жало в себе стремление «облегчать труд по нас грядущим». Только в поэме этот мо­ тив выдвигается на первый план, правомер­ но выступает как лейтмотив технического творчества Ползунова. Ползунов окружен в поэме не только людьми вроде асессора Христиани — рав­ нодушными или враждебными делу талант­ ливого шихтмейстера У него — помощники и друзья, простые работные лю ди— «Кузь- ма-кузнец, саженный Петька, юркий Спи­ ца», инстинктом постигающие народное значение его изобретения. Его вдохновля­ ет любовь к родине, ее красота и... бед­ ность. На вопрос английского путешественника: «Не понять, вообще, что вас держит в Си­ бири?» — Иван Ползунов отвечает; — А не знаю; наверно, сибирские шири, темен бор, да поля со жнивьем золотистым, да, быть может, береза, что во поле чистом, да друзья, что вокруг русский люд тороватый... А живем мы покуда и впрямь небогато!.. Может быть, только завершающая часть поэмы способна вызвать возражения. На­ прасно, на мой взгляд, победоносная пате­ тика последней главы скрывает от читателя подлинную судьбу машины, все-таки бро­ шенной в сарай. Стройность сюжета не означает оголеч- ности. Драма Ивана Ползунова щедро рас­ цвечена в поэме подробностями, но толь­ ко не такими, чтр педантично фиксируют обнаруженные в архивах факты и даты. В поэму входит наделенный волшебной си­ лой легендарный Сорока-беглец, олицетво­ ряющий народную мечту о сопротивлении насилию и бессмертии. И сам Ползунов, как бы со стороны, ви­ дит в фольклорном свете свою реальную судьбу изобретателя: ...и он, кажись, поймал жар-птицу, и звать его как раз Иван. Образ жар-птицы не забыт поэтом, он выплывает вновь в триумфальном, завер­ шающем поэму, эпизоде. На сей раз он звучит в устах людей из народа: ...ведь он словил для нас жар-птицу, словил жар-птицу, черт возьми! Вообще, образная деталь у Юдалевича нередко приобретает сюжетно-композици­ онное значение, она «играет» не только сама по себе, но и в движении, в действии. Вот застенчивый Ползунов появляется в ка­ бинете генерала Порошина, чтобы выслу*.