Сибирские огни, 1980, № 9

НА Б Л А Г О С И БИ РИ 179 Текст первой чести романа ни Щапову, ни кому-либо другому не посвящен. Жизнь Щапова, конечно, могла дать и, очевидно, дала какой-то материал для романа. Одна­ ко, чтобы написать «Магистра», Загоскину не было никакой необходимости иметь в виду чью-то другую жизнь, а не свою. Именно поэтому в романе подчеркнуто, что автор лично знает «всю подноготную своих ге­ роев и всех упомянутых лиц». Загоскин сам родился в деревне, сам учился в бурсе. Годы жизни в деревне (1830— 1838) и годы пребывания самого За­ госкина в бурсе (1838—1842) и изображены в романе в первую очередь. Присмотримся вначале к тому, что свя­ зано с изображением деревенской жизни в селе Тальяны. Точнее — с изображением жизни деревнского клира, т. к. именно на нее обращено пристальное внимание автора в первых десяти главах романа. О жизни же крестьян говорится в них прежде всего в связи с низовыми представителями деревен­ ского клира, которые мало чем отличались от большинства крестьян и относились к ним как к равным. Вот «бачка» — священник тальянской церкви — отец Ефим. Обращает внимание его совсем непочтительное отношение к церковному начальству. Когда пришли паке­ ты с предписаниями благочинного и указами консистории за полгода, он на это прореа­ гировал так: «Будь оно проклято! Не было печали да черти накачали. Ну да полежат, не черт взял!» А позже, показывая предпи­ сания пономарю, он заметил: «А вот 4666 от Фильки грамотка». Совсем иначе отец Ефим относился к своим прихожанам. Обращался он с ними просто, но уважительно, любил «покалякать» на завалинке или за чарочкой, рассказывал занятные побасенки, а иногда серьезно го­ ворил о том, как его «леший водил». За все это тальянские мужики любили отца Ефима, и ни один штоф вина не распивался ими без «бачки», веселого, простого, общитель­ ного человека. А вот пономарь' Михайло. Восемнадцати­ летним парнем, не окончившим бурсу, унас­ ледовал он место своего отца, тоже поно­ маря тальянской церкви. Одновременно с должностью достались ему два старых под­ рясника, корова и телка да еще старый до­ мишко, который до того был мал, что двоим нельзя было в нем разойтись, не задев друг друга. И живут в нем сейчас не только по­ номарь и пономарица, но еще две дочки и малолетний сын Ваня. Человек огромной силы, Михайло часто и много пьет, шумит, сквернословит, даже буянит. Он способен перевернуть все в доме и разогнать всех. И потому нелегко живется с ним понома­ рице и детям, к которым он (начиная с че­ тырех лет) считает необходимым применять «педагогическую гимнастику» с помощью прутьев, бича и палкй. И все же автор ска­ жет в романе: не такие, как пономарь Ми­ хайло, «достойны презрения». И говорится о нем не как о человеке порочном, а как о человеке, имеющем слабости и предрас­ судки. Нередко автор ставит его в такие положения, которые кажутся комическими, 12* вызывают не гнев, не отвращение, а улыб­ ку. И это в какой-то мере примиряет окру­ жающих и читателя с пономарем, как и сам он, после выпивки и буйства, примиряется с пономарицей. Здесь лучше всего напом­ нить ту сцену романа, в которой (по лукаво­ шутливому замечанию автора) главным «подвигом» пономаря было «разодрание перины», его «неравная борьба с пухом и перьями», когда и пономарица «приняла оборонительные меры, вооружившись ухва­ том». Отношение Загоскина к деревенскому клиру отчетливо ощущается в тоне повест­ вования. Это не тон гневного обличения и осуждения тусклой, растительной жизни. Автор не употребляет резких, бичующих слов. Чаще всего повествование здесь окрашено юмором, доброй усмешкой че­ ловека, снисходительно относящегося к тем представителям церкви, которые жили почти так же бедно и бесправно, как и большинство крестьян. Говорит же богатей села пономарю; «Ты хоть и священная осо­ ба, а ведь передо мной — тьфу! Ведь я тебя могу и продать и выкупить». Повзрослевшему Ване Попову, главному герою романа, «невесело было смотреть на этакую жизнь». Но в начале романа он, ребенок, ни о какой другой жизни не зна­ ет, даже представить другую не может. Вместе с мальчишками и девчонками, ко­ торым исполнилось по 6—7 лет, он тоже пасет «стада отца своего» — единственную коровенку пономаря. Превосходна по сво­ ей достоверности, красочности, многоголо­ сию, точности деталей сцена выгона коров и овец в поле ранним утром. Привлекает описание молоденьких пастухов и пасту­ шек, их изорванной и залатанной одежды, их оживления и веселья, неистощимых разговоров и споров. Казалось бы, все здесь одинаковы, все заняты одним делом, все одеты в соответствии с местом и родом занятия. Однако автор обращает внимание на одну деталь: «Отчего это буян и вечный обидчик, Пахомка, не подставит ноги и не хлестнет хворостиной Тереху Скоробо­ гатова, а роняет оземь Семку Голопупова и хлещет хворостиной Месчу-трапезни- цу?» А дело, оказывается, в том, что Тере- ха — сын богача и старосты, а Семка и Масча — голь перекатная. «И тут,— заме­ чает автор,— сказываются мелкие расчеты самолюбия и своекорыстия, и тут видно различие бедного и богатого, знатного и незнатного». Немного позже Ваня будет помогать от­ цу во время церковной службы, а еще поз­ же вместе с сыном вдовы-дьяконицы, Па­ шей, начнет учиться грамоте. И здесь, задолго до изображения всего происходя­ щего в бурсе, прозвучит в романе насто­ раживающий, зловещий ее отголосок. Он связан с первым наставником Вани и Па­ ш и— сыном священника Ефима, Василием. Это лицо в романе — свидетельство уме­ ния писателя создавать, наряду с обыден­ ными, достоверно-житейскими, в извест­ ной мере комическими образами, образы драматического и даже трагического зву­ чания.