Сибирские огни, 1980, № 9

12 штаны, матери — полушалок, брату — гармонь, сестре — тапочки. Хе-хе, всех с головы до ног одел. Но я со всем подаренным добром, едва засунув его в сумку, взлетел на Орла и— был таков. В поле я примерил на Марусину голову полушалок, на ее обветренные смуглые, но теплые, что птенцы, красивые ноги — тапочки. Боже мой, красавица! Разве думал я в тот счастливый миг, что этот цветастый полушалок сделает Марусю невестой, что жестокий случай разлучит нас навсегда, а мои штаны и гармонь послужат причиной позора моего и страшного лютого раздора с Яшкой, моим соседом.Мы до вечера с Марусей друг на друга любовались, красуясь в обновке, пока не ударил грозовой ливень и не загнал нас в дома. Но ливень прошел быстро, на улицу высыпали куры и детвора. Я не вытерпел, снова надел свои новые сатиновые штаны, взял губную гармонь и вылетел наружу. Возле клуба толпились ребята и девчата, смеясь и задираясь, сталкивали Друг друга в пузыристую лужу. Среди них выделялся своим богатырским ростом и рыжим чубом Яшка Бондарь. Поодаль в своем цветастом полушалке стояла одинокая беззащитная Маруся, не решаясь подойти поближе—она смертельно боялась Яшку: он за ней гонялся всегда, грозился поймать и затащить в крапиву. Вот и сейчас он метал косые взгляды в сторону Маруси, и, когда подошел я, он, догадываясь о нашей с ней любви, вдруг заорал: — Штаны-то надо обновить! Лови его! Держи его! Я было стриганул, но поскользнулся, в этот самый миг Яшкина железная лапища сгребла меня за шиворот, вторая за штаны, я взлетел в- воздух, и под общий хохот бултыхнулся в лужу, и беспомощно забарахтался в ней. Я слышал хохот моих ровесников, ржание Яшки, нахлынувшая ненависть ослепила меня, я захлебнулся и стал тонуть. Никто, кроме Маруси, не бросился меня спасать. — A -а, и тебя накурять, стахановка! — заревел Яшка, но здесь подоспели взрослые, меня выудили из глубокой лужи, начали откачивать. Пацаны, не на шутку сдрейфив, разбежались. Только Яшка держал Марусю за руки, нахально и шало смотрел ей в глаза. — Моя, а не его будешь! — сказал он ей тогда. Маруся плакала, дрожала, как пойманный жаворонок, но тем не менее вечером, как мне потом говорили, Яшка провожал.ее до дома, хотя был уже всем известным женихом Гальки Голубковой. Пока я лежал после потрясения в больнице, Яшка принудил дружить с ним Марусю, пригрозил, чтобы ко мне она не подходила. Оклемался я и в первый же вечер в клубе подошел к Марусе. — Отойди, Сергей. Убьет он нас! — побледнела Маруся, озираясь по сторонам.— Он так и сказал: «Я этого щенка если не утоплю, так убью, но ты моя будешь». Он уже и к матери ходил, сватал меня. Мать согласна, а мне хоть в петлю. — Почему ты-то ему поддалась? — Он меня в охапку и— понес. Еле умолила, чтоб не трогал. Согласилась с ним дружить,— потупилась вдруг Маруся.— Но ты для меня завсегда родным будешь. Он старше нас, сильнее. Разве нам справиться?— Он же на Гальке собирался жениться? — Я, говорит, так просто, баловался с ней. — Маруся! Но ведь мы.. Ты еще ребе... — Уходи, Сергей! Он идет. Яшка подлетел ко мне, пырнул кулаком в бок, рыкнул: — Иди вон сусликов лови, а чужих невест не трогай. Ха-ха! Идем, Маруся,— я его боюся! — И он с такой наглостью посмотрел на меня,, что я тут же поклялся отомстить ему. За все! За все сразу!