Сибирские огни, 1980, № 9
106 ВИТАЛИЙ ЗЕЛЕНСКИЙ бюджет вдовы, на правпение вопрос вынес ли, она даже не успела и заявление по дать. — У него все многодетные на учете были. Касперу тоже дом бесплатно поставили. Жена — Мать-героиня, одиннадцать ребяти шек у них... — Куда бы ни ехал Григорий Софроно- вич, если нагонит по дороге человека, обя зательно остановится, садись, мол, подвезу. Спросит, как здоровье, как в семье и на работе. Мальчишку остановит — и с ним по- взрослому: как живешь, какие успехи в учебе и сколько сусликов выловил — вре дителей колхозных полей... С подходом к человеку был Софроныч — Вы тут о смелости, решительности го ворили, — подал, наконец, голос животно вод. — А историю с фуражным зерном помните? Писали еще тогда в статье про Уреминэ, — он повернулся ко мне. Конечно, я не мог забыть ту историю. Я ее не выдумал. Случилось же здесь, в Глядене. Урожай по району з тот год получился, как говорят, средний. На план в общем хва тало: одни хозяйства чуть недотягивали, зато другие имели кое-что и для сверхпла новой сдачи. Колхоз имени XXI партсъезда вывез на элеватор за два отстающих хозяйства, ос тавив себе семенной фонд, немного зерна для выдачи колхозникам и толику на корм скоту. А заготовки продолжались. Григория Сбфроновича вызвали в район и попросили «поучаствовать» еще. Отправил дополни тельно тысячу центнеров, получил благо дарственную телеграмму райкома партии, опубликованную в газете. Но заготовки продолжались... Дело было в октябре, урожай давно убран. А Гришэкову спускают новое задание — пятьсот центне ров. Отвечает — «хлеба нет, вывозить нече го». Это как было в жизни, и до этого момен та все в точности я описал в журнальном очерке. Дальше шел следующий эпизод. В колхоз к Гришакову приезжает Уремии и говорит ему: «Веди, показывай, где у тебя зерно». Григорий Софронович привел к се менному амбару. Открыли, посмотрели. Да, семена. Подошли к другому хранилищу. Открыли — там зерноотходы, оставленные на фураж. Уремии порылся в ворохе, видит, в самом деле озадки распоследней ка тегории. Скоту не хватит и до середины зимы. — Где ты спрятал хлеб? — пытает он Гришакова.— Показывай! — Хлеба нет, — заверяет председатель. — А там, на чердаке? — Там воробьи, Михаил Алексеевич. — Давай лестницу, сейчас проверим. И посмотрим еще, что ты сам за птица! Лестницы поблизости не нашлось, и Гри горий Софронович вызвался подсадить тщедушного, в весе петуха, Уремина (об ладавшего, впрочем, богатым голосом) на чердак. И вот председатель нагибается, а рай онный представитель становится ему на плечи и заглядывает под крышу хранили ща. Там пусто. Представитель, бережно поддерживаемый хозяином, опускается на землю. Он раздосадован. Григорий Софро нович заботливо стряхивает пыль с пальто Уремина: — Куда теперь? — Завтра вывезешь пятьсот центнероз зерна. Ну, неужели ты не хочешь, чтобы район отрапортовал среди лучших? — У меня только семенное осталось, са ми видите. — Пятьсот центнеров! — Будет сделано, — махнул рукой Гри- шаков. И он вывез эти пятьсот центнеров, отсы пав из семенного амбара, а весной на со вещании, когда его спросили, все ли готово к посевной, четко доложил, что с ремонтом техники порядок, горючее завезли, народу хватает, только семян колхозу надо бы под бросить — осенью пришлось сдать в за готовки по личному указанию товарища Уре мина... То были дни высшего накала в конфлик те этого целеустремленного деятеля с кол хозной демократией. В последнем счете, для района все кончилось благополучно. Уремии отбыл к новому месту работы, и, как мы уже знаем, посвятил себя науке. Почти все так и было в жизни, с той лишь разницей, что не Уремии ездил к Гришако ву. Он послал другого деятеля, Роняева (еще одна вымышленная фамилия в насто ящих записках). Этот Роняев и стал участ ником трагикомической сцены у колхозного амбара. И хотя в упомянутых очерках не было указано место действия, читатели в Благовещенке без труда разобрались, кто есть кто. Но крайне удивил меня Роняев, которого я встретил в другом районе год или два спустя после первой публикации очерков. — Правильно ты Уремина сделал. Осо бенно этот эпизод^ где он на плечах Гри- шакова стоит... Он тоже всех узнал, кроме самого себя! Роняева я никак не могу заподозрить в притворстве. Мужик он бесхитростный и невредный по натуре, а других выдающихся способностей за ним не замечалось. Пото му, наверное, и выбрали его для выполне ния столь щекотливого задания. Он мог просто забыть тот случай. Но коль теперь, на расстоянии, все же увидел всю неле пость ситуации, в которой оказались два ответственных работника, партийцы, то у меня затеплилась надежда на его самоусо- вершенствовование в будущем. Вот какая история. Но оказалось, это еще не конец. — Помню, г.омкю, — ответил я животно воду. — Григорий Софронович тогда не побоялся сказать о самоуправстзе Уремина и по существу наказал его. Ведь пришлось же выделять вашему колхозу семенную ссуду! — Да, но и колхоз был наказан: свои-то семена обошлись бы дешевле. Будь у на шего председателя одна только смелость,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2