Сибирские огни, 1980, № 9

РАССКАЗЫ 99 — Так она за Егоровой сукой увязалась,— начал сердиться по-настоящему Питронча. — Крупа, значит? — завелась и жена.— Нашел причину! Ладйо, поверим. Своровал, да? Сам есть собираешься? Поросят мы не держим. Птицу тоже. Зачем тебе крупа? Всего вроде и так хватает. Чего еще надо? Мотоцикл есть? Есть. Хочешь машину купить? Покупай. Денег хватит. На «Волгу» родня взаймы даст. А из-за твоей крупы всю жизнь в ворах ходить будем. Что люди скажут, подумал? Всегда найдутся такие: «Понятно, отчего у них достаток! У них все краденое!» Не знаю, как тебе, а мне такой славы не надо. И родители мои никогда не воровали... Тана запахнула халатик и скрылась в спальне. Питронча сидел за остывшим ужином и смолил папиросу за папиросой. Конечно, жена права. Не будь она такой ревнивой — всем бабам баба! А с крупой, однако, промахнулся... Тьфу! Что же теперь делать? Он накинул телогрейку и пошел во двор, прибрать мешок с крупой. Этого еще не хватало! Сивый разорвал мешок, и крупа высыпалась из него и на сани, и на снег. Сивый, корова с бычком-торбоком, овцы уминали ворованную крупу, громко хрустя. Питронча начал охаживать палкой ни в чем не повинную скотину, загнал в стайку и стал заметать остатки крупы. Изрядно отощавший мешок занес в сени и швырнул в угол. Выкурил еще несколько папирос. Так и не притронувшись к еде, завалился под теплый бок жены. Тана тут же повернулась к нему спиной. Оба не спали. Оба молчали, только сопели рядом. Размышляя о том, что натворил, Питронча вовсе некстати вспомнил давно вычитанное в какой-то книге, как в далекие времена в одной стране наказывали воров. Тем, кто попадался впервые, отрубали палец. Еще попадался — другой палец долой! Будь теперь такие порядци, подумал Питронча, кой-кто из чабанов определенно не досчитался бы пальцев... Не заметил, как его сморил сон, как привиделось, будто директор совхоза поймал-1гаки с краденой крупой и решил засудить Питрончу. Снилось, как стоит он перед суровыми незнакомыми людьми, дрожа от страха. Судья — огромного роста старик с белой бородой — объявил приговор: отрубить в наказание за воровство палец на правой руке. Указательный. Питронча плакал, клялся никогда больше не брать ничего чужого, просил пощадить его. Никто не хотел слушать жалких слов чабана. Чьи-то сильные руки подхватили Питрончу и поволокли к специальному станку, на котором рубили пальцы. Питронча выворачивался, бился, заливался слезами... — Мама! — закричал он. — Какую это ты Маню вспомнил? — села на постели жена — С ней, что ли, ел-пил? — Фф-уу! Дурной сон видел,— с трудом приходил в себя Питронча. — Воровать не надо было! — снова повернулась лицом к стене Тана.— Добрым людям плохие сны не снятся.. — Тана, а Тана,— ткнул локтем Питронча жену.— Послушай-ка... — Да спи ты! Мне в шесть на ферме надо быть. ...В аале начали предрассветную перекличку петухи. На птицеферме они и зимой голосят. Перевел с хакасского А. КИТАЯНИК ♦ 7