Сибирские огни, 1980, № 8

68 ТАТЬЯНА ПРОСЕЦКАЯ труднее и интересней, потому что было соревнование. Вот чего мне не хватало! Жизнь снова заиграла всеми красками! Вечерами собирались в большой, но довольно неуютной комнате —балетном классе —старше­ классники, студенты, рабочие —нормальная клубная самодеятельность. В концертах чаще всего мы участвовали в сюитах, где кроме нас показывали свое искусство хор и оркестр. Как любили мы огневой, стре­ мительный танец «Молодежную»! Ситцевые платьица, косыночки в цве­ точек и легкие, девичьи фигурки —сама юность послевоенная, трудная и отчаянно счастливая —утверждали себя в этом танце! «Вьется дымка золотая, придорожная, ах ты, радость молодая, невозможная!» —пели звонкие голоса, и с открытой, безмерной щедростью дарили зрителям свой танец ребята! Тренированы мы были отлично! Руководила нами тоже бывшая балерина, которую за темперамент, поджарость и жгучую брюнетистость прозвали мы Заремой. Настроение ее целиком зависело от нашего усердия: — Плечи не опускать, головки высоко подняли, потянулись, потяну­ лись вверх, как стебельки, ну! Спину держать, стройные, прямые, ну! И раз, и два, и три... Тверже ногу, колено, колено не сгибай! Что ж ты утюгом ее тащишь!.. Локоть подними, не ложись, не ложись на станок... Посмотри на себя в зеркало, взгляни —всклокоченная, кривобокая, ты— балерина или кто?.. И раз, и два... Живот подтяни, соберись, ты артист или купчина?.. Большой батман, гранд-батман! Слышите, как это про­ износится?.. Ну можно ли так мотаться, ты на паперти стоишь или где?.. Артист —ты, понимаешь? Ты делаешь гранд-батман! Подтянулись, со­ брались, лица радостные, улыбки открытые —вы танцуете, наслаждае­ тесь... и раз, и два... Мокрый лоб, спина, одежда... Мы носили с собой полотенца и запас­ ные платья. Часами длились команды Заремы, жесткий счет и бесконеч­ но повторяемая На баяне мелодия. Дядя Коля, нездоровый, желчный, но беззаветно преданный кружковцам человек, как все, для кого в жизни существует «одна, но пламенная страсть», был нашим бессменным ак­ компаниатором. Мы советовались с ним о многих вещах, выходивших за пределы «музыкальных моментов», например, как починить обувку, ко­ торая горела на нас огнем. И если чувствовали себя в этот день неважно и не могли выкладываться на занятиях, как полагается, говорили об этом ему, и уж он ходатайствовал за нас перед Заремой. На пытавших­ ся у станка «пофилонить, не напрягаться», когда Зарема не видела, дядя Коля смотрел так выразительно, что халтурщики терялись и не доводили дело до скандала. Впрочем, слабые уходили через месяц сами. Капризов у нас не во­ дилось. Быть допущенным к репетициям танца в классе, а потом танце­ вать на сцене —это надо было заслужить. Звание кружковцев, «артис­ тов» обязывало и одеваться аккуратно, и вести себя скромно, а если слухи недобрые пойдут—Зарема вмиг вышибет из кружка! Дисципли­ на и закалка были знакомы нам не хуже, чем танцорам моисеевского ансамбля. Зато знали и любили нас во всех клубах и агитпунктах. Мы подрастали, а увлечение не проходило! Как счастье, ощущались нами всевозрастающая сложность упражнений, и постоянное противо­ борство со своим непослушным телом, бунтовавшим против утомитель­ ных, изматывающих занятий, но радость выплеснуться в танце и чувст­ во, что он красиво и легко —чисто! исполнен, чувство нашей общно­ сти—полностью вознаграждали за часы усталости. Каждая девочка могла шутя, без напряжения, стрелкой поднять над головой ногу с оттянутым по всем правилам носочком, а руки про­ гибались в каждом суставчике и струились змейками! Некоторых уже поставили на пуанты—первые настоящие балетные туфли! Мы гладили их новенький розовый атлас, прижимали к щекам, любовались стран-