Сибирские огни, 1980, № 8
РАССКАЗЫ 65 тами Изжогой. Семья ее была более чем неблагополучна, братья сиде ли в тюрьме, одного —шпана забила на улице, отец пил запоями, мать, как говорилось, «погуливала». Райка до поздней осени бегала боси ком, она не умела ябедничать, жаловаться и плакать, она не любила сплетничать самой от этого было несладко. И она открывала мне тай ны взрослых, о которых ни дома, ни в школе не узнаешь! Мама почему- то сильно противилась этой дружбе, а я вспоминаю ее без огорчения: то, что я видела вокруг, часто было много страшней всего, о чем могла рассказать испорченная с детства девочка (такой считали Райку взрослые). В наших играх все были равны! С каким наслаждением я размахи валась и поддавала по деревянной, заостренной с двух сторон, палочке! Чижик часто летел совсем не в ту сторону, куда я целилась. Мальчишки возмущались, я бежала за ним, и трава на лугу сливалась в бесконеч ную зеленую полосу. В такие моменты жизнь была прекрасна и полна смысла: движение, скорость и честное соревнование в ловкости и силе! Из окна большого соседнего дома, где жили семьи военнослужа щих и дирекция завода, за нами часто наблюдала женщина с прической, такой, как в заграничных фильмах. Говорили, что она «работала* когда-то балериной! Однажды балерина позвала меня к себе... Это было очень интересно: в прихожей высилось большое трюмо, на полу валя лись растоптанные и совсем новые туфли, танкетки, босоножки, много невиданной модельной обуви,—настоящее богатство и в совершенно за пущенном виде. В тесной комнате, заставленной тяжелой мебелью, душ ной от ковров и плюшевых занавесок, меня поразили весы, какие я виде ла только в школьном медкабинете! Бывшая балерина выглядела еще молодой, но неряшливой и равнодушной ко всему житейскому, напри мер, к своему крепдешиновому кимоно с выцветшими драконами и рас поровшимся боком. Балерину звали Альвина Гиацинговна. Отчество ее было Георгиевна, а Гиацинтовной прозвали ребята, но я не знала этого и назвала ее именно так. Она сначала поморщилась, потом рассмеялась, потом повертела меня, потрогала в суставах руки и ноги, велела пройти по комнате на носочках, попрыгать, потанцевать, как хочется, и села к пианино. Она играла вальсы Штрауса, польки и цирковую музыку, а я — безумствовала! Я прыгала, приседала, сочиняла какие-то ритуальные танцы, пробовала крутить колесо, но едва не разбила хрустальную вазу. Мы позабавились на славу, обе были довольны знакомством. Она сказа ла, что ноги у меня длинные, прыжок есть, а чувство ритма просто ред костное, и она намерена заниматься со мной станком. «Очень странное желание!» —подумала я и представила себе слесарную мастерскую. Она приоткрыла дверь в другую комнату, просторную и пустую, за исключе нием, опять же, большого зеркала и длинного шеста, приделанного попе рек стенки, который и был, оказывается, станком —рабочим инструмен том балерин. Мы занимались два месяца, почти каждый день, по нескольку часов с небольшими перерывами. После такого занятия сарафан можно было выжимать, голову вытирать полотенцем, а тело болело так, будто я одна прополола всю картошку на огородах за домами! Два месяца Альвина рассказывала, показывала и сидела за пиани но, а я работала у станка! Мне стало очень интересно жить, я просыпа лась с предвкушением наступающей радости. В школе тоже непонят ным образом стало интересней, даже на алгебре будто какую-то паутин ку сняли с души, и в ней засверкали азарт и смысл. И вдруг с Альвиной что-то случилось. Однажды она позанималась минут двадцать, посматривая на громоздкие с завитушками бронзовые часы, нервно закурила, будто в руке ее был бычок, какими баловались 5 С ибирские огни № &
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2