Сибирские огни, 1980, № 8

РАССКАЗЫ 59 ним был совсем другой человек, совершенно непохожий на то изболев­ шееся существо, которое поступило в клинику несколько месяцев назад... Сейчас мир для нее был новым, солнечным, полным шелеста зеле­ ной листвы! Мама Маме семьдесят лет. У нее грузное тело, затрудненная походка: не­ сколько лет назад она сломала ногу, перелом сросся неверно, и ходить ей теперь больно и трудно. Она идет медленно, прихрамывая, я смотрю на нее в окно, а она этого не видит, у нее привычное выражение заботы, и горя, и усталости. Знакомые признаются, что стесняются с ней здоро­ ваться, что ненужным, необязательным кажется это слово, когда встре­ чаешься с людьми, у которых в глазах столько печали и горя, лежащих глубоко и давно. Меня мучает это ее состояние, и, не найдя ничего более действенно­ го, я, как вода на горячую сковородку, выплескиваюсь досадой: — Ну что такое сейчас случилось, что у тебя опять брови «доми­ ком», что ты такой трагизм развела? И вправду, что? А иногда у нее так чудно светятся глаза, «среднерусские» глаза, как голубые, выцветшие цветочки льна, морщинки перебегают с «трагиче­ ского», привычного места на «смешливое», почти забытое, и улыбка у матери детская, и лицо становится удивленным и радостным, как на ста­ рой фотографии. Я очень люблю такое ее настроение: — Мам, ты духовой оркестр любишь? Мне почему-то нравится, когда играют вальсы или военные марши... — Мне он и вовсе молодость напоминает, это когда мы с Клавдией в Козлов после окончания педучилища ездили, за назначением, когда в Парк культуры ходили, там духовой оркестр играл... — К вам и кавалеры, небось, набивались? Смеется, ей-богу, смеется, да еще лукаво так! — Ну а чего ж, и кавалеры были... — Вы, конечно, нарядные, при полном параде, в «полном поряде»? — Да ничего! В туфельках и в марлевых платьях «гуляли»... — А цвет какой у ваших туалетов был? — Белые, какие же... — Так они же просвечивали! — Но, просвечивали... не скажи, их не в однорядочку шили, а в не­ сколько слоев, а фасон —«татьяночкой». — Ой, не могу! «Лебединое озеро»! В несколько слоев «татьяноч­ кой!» Представляю! А туфли —веревочные? Страшные, небось? Мама невозмутима, ни капли не реагирует на провокацию: — Почему страшные? Хорошенькие! Верх из белой холстинки, по­ дошвы веревочные —сами пришивали. И каблучки были, деревянные, обтягивали их и прибивали. Каблучки-то продавались. У нас в техникуме девочка из Липецка приехала в таких туфлях, мы все и ахнули, до того красиво нам показалось! Ничего же тогда не было... Плясунья была, ру­ кодельница, мы все от нее и научились такие туфельки делать. Потом вместо белых черные додумались: из сажи, жира всякого несъедобного гуталин варили и зубной щеткой красили, они черные, блестящие, как кожа хромовая, получались, а ты говоришь —страшные... Это была мамина юность. Я совсем не помню ее молодой и беспечной, такой, какая она на фо­ тографии: короткая стрижка, завитки на лбу, полные губы, серьезные