Сибирские огни, 1980, № 8
112 ВАЛЕРИИ ¡ИЗВЕКОВ Только шум —вот, мол, какой Разумов и так далее. Не уверен, что мои расчеты вызовут фурор и привлекут массу сторонников, а вот те, что у Николая,—это сила! Разумов на миг подумал, что Поташин сознательно толкает его к самостоятельности, потому что уверен —прогноз Разумова архаичен и не будет принят. Но тут же отбросил эту догадку —чистосердечие Вале рия не вызывало сомнений, он советовал по-дружески, без задней мысли. Тут же Владимира Ивановича насторожило явное несогласие того, о чем он говорил вначале, и последнего. С одной стороны, предупреждение об осторожности с Бессоновым, с другой —заверения в успехе гамовско- го прогноза. Видно было, что Поташин прямо-таки огорошен такой не последовательностью Разумова. Что же тот предлагает? Чувствуя, что поведение его в этой ситуации абсолютно правильное, а для Поташина надо как-то поправить положение, Владимир Иванович вкрадчиво заговорил: — Понимаешь, Валера, тут еще и моральная сторона есть. Я не хотел бы, чтобы обо мне говорили —вот, мол, пустили его в лубяной домик, а он оттуда хозяина... Да мне тогда —хоть из института уволь няйся! Подумай Сам—с каким лицом я буду с Николаем, с другими, да хоть и с тобой... Если бы вот фифти-фифти, пополам —взял бы Николай мое и построил бы свой прогноз на этом... Конечно, будет жалко, если он не захочет и мой полетит в корзину. Но ради блага дела можно и поступиться. Ведь так или иначе мне нужно будет снова заниматься южным крылом, приспосабливать свои расчеты к методу моделирова ния. Сначала от меня этого не требовалось, мы рассчитывали на увязку севера и юга. А если заново —это же время. И тут еще Бессонов. Честно говоря, я вообще согласен пожертвовать своим, но кто даст гарантии, что Црогноз Николая пройдет без сучка и задоринки. Видишь, тут целый клубок. А я при этом... нет, не годится. Разумов заметил, что Поташин помрачнел. Это самопожертвование Разумова, видно, вконец поколебало и без того некрепкую веру Поташи на в надежность гамовских расчетов. Он, Разумов, взглянул на часы, словно намекая —засиделся в гостях, пора и честь знать. Но, в общем довольный посеянным сомнением, он хотел, чтобы Валерий попробовал в одиночестве осилить это сомнение, что казалось очень трудным, почти невозможным —аргументы у Владимира Ивановича были серьезные. «Да, надо уходить. Скоро двенадцать. Да и самому собраться... Завтра денек предстоит —дай бог! И как это у меня так ловко получи лось?! Поташин нейтрализован! Пусть он считает, что разговаривал с ягненком, готовым к своему закланию». Прощание получилось скомканным. Валерий, озадаченный и расте рянный, не мог сообразить, что будет, Разумов вдруг замкнулся, нехотя выпил вино и спешно засобирался —«автобус не поймать». Хотя гнало из этого дома другое —ему стало страшно стыдно за свои сегодняшние умопостроения. И он не хотел, чтобы кто-то, тем более Поташин, увидел на его лице малейший признак стыда. Валерий перед дверью, подавая руку, бормотал что-то —мол, хорошо, что ты, Володя, подумал об этом и пришел, надо посоветоваться... И вообще —ты, Разумов, светлая голова. А Разумову было действительно худо. Он не поехал автобусом, шел до дома пешком. В душе собиралась такая хмарь, какой он не знавал все годы неудач и огорчений. Он понимал, что все его умопо строения—блеф только для наивного Валеры Поташина, только для него. Да и он вряд ли поверил в серьезность разумовских опасений. Но главное-то не там. Веденеев ждет гамовского прогноза, и он прой дет все рогатки, и сам Разумов тогда сядет в глубочайшую лужу, со всей его челночной дипломатией. Вот вам и Коля Гамов. Он —причина.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2