Сибирские огни, 1980, № 7

ВЗГЛЯД НА НОВУЮ СЛОВЕСНОСТЬ 181 единственное слово о времени, о мире, о человеке и о себе, которое никто, кроме прозаиков нового поколения, сказать не сможет. Литературные поколения в советской прозе, как правило, рождались сразу, друж­ но, и уже никак нельзя было отказать им в праве на существование. Их вызывали к жизни глобальные события: революция, война, XX съезд, ломка деревни. Поколе­ ние семидесятых — первое, если можно так выразиться, «спокойное» поколение совет­ ской прозы. И это стало еще одной причиной долгого непризнавания «сорокалетних». Не сразу, не вдруг, а как бы под при­ крытием сильной волны военной и дере­ венской прозы, появлялись на свет первые произведения корейца Анатолия Кима, по­ священные миру далекой Азии, событиям, не привычным для русского читателя. На другом конце страны работал над первыми повестями молодой архангелогородец Вла­ димир Личутин. Ездил по стране, полужур- налист, полупрозаик, стремительный моск­ вич Александр Проханов, склеивая из очер­ ковых сюжетов свои первые рассказы и повести. Не спеша приглядывался к новым москвичам, выходцам из самых глубинных районов России, к их врастанию в город, к ломке психологических эталонов и понятий бывших крестьян Владимир Маканин. Одни из них начинали на пороге семиде­ сятых, другие чуть ли не десятилетие спу­ стя... Д о времени они толком не знали друг о друге, не чувствовали потребности в этом знании. По привычным канонам, чуть ли не противоположными выглядели их инте­ ресы. Зачем бы потребовалось «деревенщи­ ку» В. Личутину'читать притчи Тимура Зуль- фикарова? Чему мог учиться у мастера короткого рассказа Владимира Крупина другой Владимир — Маканин, признавав­ шийся читателями за последователя Ю. Три­ фонова? Видимо, должно было прийти время, ког­ да освоены уроки предыдущего, пройдена школа художественного мастерства. Время обретения права на свое слово в литера­ туре. Здесь-то прозаики семидесятых и почув­ ствовали тягу друг к другу, свою о б щ у ю устремленность в будущее. Опираясь на реальное, земное начало, на присущий каждому свой собственный жизненный простор, они поднимают общечеловеческие проблемы. И на этом уровне становятся близкими друг другу А. Проханов и В. Су­ качев, В. Личутин и А. Ким, В. Михальскии и А. Курчаткин. «Духоподъемность» их про­ изведений не зависит от писательской ма­ н е р ы — тут гораздо важнее масштабность самой личности автора, соединение в од­ ном лице художника и мыслителя. Критик Евгений Сидоров неоднократно писал о не­ обходимости слияния воедино нравственно­ философского и реального, земного начала в образе. Но все- свои надежды на этот син­ тез, обязательно почему-то в романной ф о р м е выраженный, он относил куда-то в грядущее. Он не заметил все тех же «со­ рокалетних». Как не замечают их и участ­ ники нынешней дискуссии. Вот В. Шапошников пишет: «Как м ы зна­ ем, в каждом литературном типе есть два начала — социальное и общечеловеческое. То есть всякий типический характер наря­ ду с чертами, привитыми ему определен­ ной социальной средой, олицетворяет так­ же в себе в чистом виде и какое-то о б щ е ­ человеческое качество, какую-то идею... Создать по-настоящему значительный, ти­ пический характер сейчас действительно очень трудно, ибо любая колоритная ф и ­ гура, вышедшая из-под пера современного автора, непременно в чем-то будет повто­ рять давно известный, описанный в литера­ туре человеческий тип... Что же тогда, спрашивается, делать нынешнему бедному литератору?». Что делать? Да просто быть верным сво­ ему времени, знать свою эпоху. С этим со­ гласен и В. Шапошников, но почему тогда он не видит новых открытий? Да ж е в одну и ту же эпоху мож н о прекрасно живопи­ сать один и тот ж е тип, но под разным уг­ лом зрения. Посмотрите, как трансформи­ ровался гоголевский «деловой человек» Чичиков в гончаровского «делового чело­ века» Штольца. А разве не видна общность многих героев Гончарова и Тургенева? Тур­ геневский Лаврецкий, гончаровский Рай­ ский и даже флоберовский Фредерик из «Воспитания чувств»— как близки они друг другу и в то ж е время как по-разному об­ рисованы. И потому не надо бояться того, что не осталось в литературе «свободных» типов, все исследованы. При такой боязни уже после Гомера надо было забросить все перья в дальний угол и объявить конец литературе. Нет, сегодняшний Молчалин, как замечает сам В. Шапошников, уже дру­ гой. Другими стали многие типы, но они не исчезли. А такие герои, как Михаил Пряс- лин и Иван Африканович, «чудаки» Ш у к ­ шина,— этв уже типы последнего времени. Свои типы дает нам и проза семидеся­ тых. Среди них есть и герой резониру­ ющий, скулящий, юродствующий, есть и ге­ рой созерцающий, отстраненный от дейст­ вия, но преобладает все-таки герой актив­ ного действия, герой созидательный. Это Пушкарев из «Места действия» А. Прохано­ ва, Степушка из «Последнего колдуна» В. Личутина, учитель из повести Л. Кима «Соловьиное эхо». Поиски этого великого смысла существо­ вания человека и мира во многом опреде­ ляют прозу «сорокалетних». Наши прозаи­ ки думают не только о том, каков есть их герой, но и о том, каков он должен быть. Последнее время почему-то стали бояться героя-борца, героя-ГЕРОЯ, видя в нем что-то плакатное, показное. Будто не вечен тип ге­ роя-борца, общественного деятеля. Будто такой тип хоть когда-либо отсутствовал в об­ ществе. Всякое поколение всегда выдвигало и выдвигает какую-то часть людей с повы­ шенными общественными идеалами, с по­ требностью активного действия. Вот и сейчас кто-то отстаивает рубежи Родины, кто-то создает космические корабли, кто-то воз­ рождает новую деревню — так почему в