Сибирские огни, 1980, № 7
ХРДЛИЧКА ИЩЕТ ПЕРВЫХ АМЕРИКАНЦЕВ 165 лями ручной работы, которые называются «лапти». Некоторые выглядят так, как буд то их делают из соломы. Они надеваются поверх ткани, которая наматывается на но ги, и напоминают обувь наших индейцев- пузбло». Все дальше и дальше на восток мчится транссибирский экспресс. Волнение все сильнее овладевает автором дневника. Он пишет: «Еще немного, и м ы окажемся в Азии. Заметки этого дня будут закончены уже в Сибири, обширной, полной значения, удивительной неизвестной стране, родине наших индейцев и эскимосов». «Июль, 16, вторник, 9 утра. Юго-западная Сибирь, Азия!» — так начинается новый, си бирский раздел дневника. По мере при ближения к тайге местность становится бо лее неровной, сначала появляются длинные впадины и низкие хребты, затем холмы слегка неправильной формы, но камня все еще нет. Волнует дикая, еще не обуздан ная природа. Внимательно, острым взгля дом всматриваясь в сибирские просторы, в реки, текущие среди степей, в леса, в зве рей и птиц, цветущие, но пустынные луга, путешественник расценивает все эмоцио нально и чутко. Радуют глаз первые лас точки и первые сороки. Отдано должное и сибирской лошади, о ней сказано с любо вью, почти как о человеке. «Ряд фургонов, привязанных друг к дру гу, возчики все сидят в последнем, ради общества, и разговаривают, невзирая на пыль. Крепкие маленькие косматые лоша ди медленно бредут сами. Я полюбил рус скую лошадь, она не такая уж красавица, но несомненно обладает силой, понимани ем и индивидуальностью». А как же сам человек, тот, кто является хозяином этих просторов, кто их осваивает своим трудом и кому надлежит продолжать это великое, но трудное дело? Разумеется, из окна вагона, на коротких остановках не многое увидишь. В поезде едут сначала с ним в одном вагоне только два японца. И не случайно по естественной ассоциации вспоминается недавняя несчастливая для России русско-японская война: трезво и с явным сочувствием к жертвам, понесенным русским народом, оценивается трудность, с которой сооружалась сама железнодорож ная магистраль. Здесь Транссибирская ма гистраль уже двухколейная или такой ее делают. Будь это так до русско-японской войны, ее итоги могли бы быть совсем дру гими. Хрдличка сочувствует именно наро ду, а не царизму. В дневнике явно, хотя и между строк, чувствуется неприязнь к ца ризму— для бездарного царского1 прави тельства, для жестоких и эгоистичных пра вителей России у него нет добрых слов. Хрдличка внимательно влядывается в ли ца, в антропологический облик встречных русских аборигенов, которые уже триста лет владеют Сибирью. Подмечает бытовые, этнографические черты в их жизни, такие, например, сцены: «Видел несколько жен щин в коротких юбках, высоких ботинках, в белых косынках на голове, и каждая с ко сой на плече. Спины их несколько согнуты от работы, но они идут легко и, конечно, не выглядят «угнетенными» или анемичными: хороший, сильный род». И еще одна ове янная ю м о р о м станционная сцена: «Босой мальчик стоит на маленькой станции, а ботинки свои держит в руках. Это не та кая уж редкая картина: ботинки дороги, а кожа нарастет...» «Типичная картина для деревни,— добав ляет автор дневника,— ребенок, бегущий босиком, несмотря на холод и морось. Та кое впечатление, что только м ы мерзн§м здесь в поезде». Эта встреча напомнила и мне, кстати, мое детство. Вот так и я бегал босиком вплоть до поздней осени, по д о ж д ю и холодной земле, в нашей ленской деревне, оберегая сапоги, единственные в нашей бедной се мье в трудные двадцатые годы. «Еще в Екатеринбурге, где стоит столб с надписью на одной стороне «Европа», на другой — «Азия», встретились с массой пе реселенцев, направляющихся в Сибирь. Все бедны, часто в больших изношенных кожаных одеждах, в больших сапогах или же с ногами, закутанными в тряпки. Но многие из них крепкие, с хорошей осан кой и не подавленные — несомненно это хороший материал для заселения пустын ных мест Северной Азии». И дальше снова переселенцы: «На каждой станции и в по ездах вижу иммигрантов (переселенцев), это сильные, здоровые, лохматые люди. Плакаты на станциях. Написано, что «...в Приморской губернии есть еще 81.000 зе мельных наделов, которые могут быть рас пределены; в Забайкалье — больше 60.000 и т. д.». Я видел подобные поезда и в прошлый свой приезд в Россию и теперь встречаю каждый день один, а то и больше таких поездов. Переселенцы.обычно едут полными семьями, со всем своим багажом, связанным в узлы; иногда они даже везут зерно или муку. Они постепенно населяют Сибирь, и это прекрасный источник для та кой цели...» Кроме русских и удмуртов на пути к Пет ропавловску и далее на восток отмечаются коренные жители: «Перед Петропавлов ском увидел первых киргизов или татар, смуглых, монголоидных, но, очевидно, очень сильных людей. Увидел также две или три юрты». Сразу возникают настойчи вые ассоциации с Америкой, с индейцами: «Один из этих людей вполне мог бы быть американским индейцем». Дальше стало больше киргизов с коричневой кожей, ха рактерными круглыми шапочками на голо ве— они магометане — и характерными ботинками. «Искал на станции почтовые от крытки с их изображениями, но напрасно. Торговцы мне интересны особенно потому, что это местные люди, часто представители коренного населения. Поезд мчится, остав ляя позади сотни миль. Позади остались не только деревни, где трудятся крестьяне, крторые выносят на остановках (без на зойливости и криков, сдержанно и с досто инством) молоко и лесные душистые яго ды, но и города. Два настоящих больших города. Омск проехали ночью и Новониколаевск этим утром. Однако эти большие сибирские го
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2