Сибирские огни, 1980, № 6
ТАРБАГАН 5 ми. Деньги твои не пропали. Он заставил Зою твоему сыну на новоселье отправить. — Деревня как была, так и осталась По-прежнему каждого встреч- ного-поперечного наизнанку выворачивает,— осторожно посетовал Ваньша. — Темный народ,— в тон ему отозвался Гриша,— ничего не подела ешь. Что на уме, то й на языке. Ваньше почему-то расхотелось готовить салат. Он выдернул из-под пижамных брюк полотенце, раскатал рукава полосатой распашонки. Гриша понял, что таким образом ему предложено уйти. Он встал. — Не прогневайся, Иван Семенович, может, что не так сказал. У те бя вон и лицо, и руки белые да холеные, будто тебя время пахучей пуд рой посыпало, а мы с землей на ветру работаем, потому и с лица черные. А откуда ж в черной голове светлые мысли появятся?! — Не знал бы я тебя, Гриша, не рос с тобой, наверное, обиделся бы. Ты по-прежнему ершистый чудак,— тонко, деликатно, непогрешимо пере черкнул Ваньша все сказанное Гришей. — Считай, как тебе удобней. А мне сдается, что ты вон как та муха в пустом графине... Ваньша—ты и есть Ваньша, не помнящий родства. Пускай мы чудаки, а ты? Мать пятнадцать лет сыночка ждала... Не сиро го, не нищего, а подполковника, ежемесячно зарабатывающего не одну сотню рублей, имеющего каждый год месячный отпуск и бесплатный би лет в любой конец Союза. Не дождалась. И смертью своей сыночка не дозвалась. Он на курорте пузо грел. Уработался, бедненький. ...Иди, хоть поросенка загони в стайку, а то пока Мотя придет, он тебе всю редиску с луком перероет, салат не из чего будет сочинять! И Гриша хлопнул дверью. Ваньша омрачил йело, как умный и все сильный небожитель, которому жаль наказывать надерзившего ему бого хульника . Чтобы отвлечься, он выглянул в окно: поросенок стоял посре ди огуречной грядки и, прикрыв блаженно глаза, с чавканьем жевал огурец. Внутри Ваньши едва ощутимо ворохнулся крестьянский ин стинкт: поросенка все-таки выгонять надо. Он взглянул на свою шелко вую пижаму, мягкие, с белой меховой оторочкой тапочки. «Но не в та ком же виде? Надо же надеть какие-нибудь сапоги! Да, но откуда же на мужчину им взяться у Моти? Да и как это я буду гоняться за чушкой по огороду?» Так и не решив, что предпринять, Ваньша вышел во двор. Пока он обходил дом, из огорода донеслась бойкая веселая ругань. — Ах ты, едрена Матрена, распустила, мать твою растуды. При'меряясь хлестнуть поросенка кнутом, к нему прикрадывался Шуня. Увидев Ваньшу, он закричал: — Что стоишь, шуряк? Помогай, едрена шишь, коль вышел. Ваньша подошел к плетню, но перелазить через него не решался. Направившийся было в его сторону поросенок остановился, озорно тара ща глаза. Тут-то его и полоснул вдоль спины Шунин кнут. Забыв про озорство, поросенок пулей влетел в дыру под плетнем, через которую и залез в огород. Шуня тут же навалился сверху на плетень: стародавние ивовые рассохшиеся прутья скользнули по колышкам, закрыли дыру. — Вот так-то! Теперь хрен залезешь,— довольный собой, заключил Шуня и подошел к Ваньше.— Доброго здоровьица, Иван Семенович! Ка ким ветром тебя? — Пенсионным,— весело ответил Ваньша. — Такое дело обмыть надо,— возликовал Шуня.— Пойдем, сеструху обрадуешь, она, поди, до сих пор не знает, что ты приехал. Шуня перелез через плетень, легонько подталкивая Ваньшу в спину, повел его в обход дома к калитке. — Нет, стой! Дом запереть надо, а то Матрена шум поднимет.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2