Сибирские огни, 1980, № 6

190 ...Ещ е в сборнике «Возвращение» (сти­ хотворение «Слово о моем отце Василии Павловиче Решетникове») родитель • поэта представлен «самым заботливым», «самым надежным и добрым отцом», но не этими своими душевными качествами вызываю­ щим удивление, а тем, как уважительно «относились другие к нему». Показательна заключительная строфа стихотворения: Только гляжу я встревоженно оком, С сыном на тропку ступая с крыльца: Глянет ли он на меня ненароком. Так вот, как некогда — я на отца? Ответственность отцов перед идущими за ними вослед сыновьями... Эта линия связи и преемственности поколений имеет в книге «Благодарение», так сказать, обрат­ ный ход: воскрешая в поэтической памяти образы предков, автор всей жизненной и житейской, крестьянской сутью их харак­ теров внутренне поверяет смысл и долг, свершения и чаяния жизни своей, своего лирического героя. Здесь — главный нерв и «сокрытый двигатель» (Блок) всех лири­ ческих переживаний и ^влияний поэта и да­ же чисто литературных реминисценций, не­ редко вплетаемых им в собственную поэти­ ческую ткань. Так, в стихотворении «Живу, как тот кре­ стьянин...», избрав эпиграфом известные строки М. Исаковского: «Я потерял кресть­ янские права, но навсегда остался деревен­ ским», поэт сравнивает свою жизнь с жиз­ нью крестьянина, «что зимой ушел в от­ ход — до лета перебиться,— и уж ни к севу, ни к страде домой, как ни хотел, не мог он воротиться»,— и «становился вре­ менный отход его уже пожизненным отхо­ дом...» Живу, как тот крестьянин. Есть изба, Да без меня давно уж остудилась. Нет, я не рвался в город, да судьба, Нас не спросясь, за нас распорядилась. Память о деревне детства и юности живет в герое, «земля к себе влечет» его, он не за­ был, «где родится хлеб и где родилось чув­ ство первородства...» И вот финал стихотво­ рения: И вправе повторить я те слова Вслед за поэтом, выходцем смоленским: Я п о т е р я л к р е с т ь я н с к и е п р а в а , Но н а в с е г д а о с т а л с я д е р е в е н с к и м . (Разрядка автора,— В. К.) Эпиграф и реминисценция из М. Исаков­ ского не только подчеркивают общность, типичность жизненных и поэтических судеб и связь поколений, но и ненавязчиво ука­ зывают на приверженность автора опреде­ ленной литературной традиции, взгляду на жизнь, который он защищает и развивает вслед за своими предшественниками. Мы не можем пройти и мимо такого признания поэта: Я писал о войне и пехоте, Об огне броневом на войне, Ну, а нынче — по личной охоте — Все о пахоте да о коне. Этот выбор нисколько не странен, Есть своя обязательность в нем: Ведь и сам я — солдат и крестьянин, Хоть давно не хожу за конем. Здесь, кстати, строка: «...я — солдат и крестьянин» — тоже, пусть несознательная, реминисценция из А . Твардовского, но она органична для автора, подкреплена всем его личным жизненным опытом, всей его биографией. В стихотворении содержится своеобразное сожаление: «Не искать бы стихом себе хлеба, а пахать бы с зари до зари1». Это, конечно, сказано запальчиво и даже прямолинейно; автор тут запечатлел какой-то мгновенный душевный порыв, вряд ли оправданный — по большому счету, разум еется... Однако мысль об одержимо­ сти родной, близкой темой, настойчиво варьируемая в концовке-рефрене стихо­ творения, в принципе верна и плодотворна: Этот вывод нисколько не странен, Он со временем только окреп: Ведь по крови я — все же крестьянин,—5 Потому и пишу я про хлеб. («Я писал о войне и пехоте...») Это-то первородное чувство, эта-то^глу- боко осознанная мысль и позволяют поэту заглянуть в глубь своей родословной и включить ее в «силовое поле» современно­ сти. И торя поэтическую тропу из прошлого в настоящее, автор вновь уносится мыслью своей к грядущ ем у: И мы в свое время уйдем. Свой след на земле пролагая, О жизни, что будет потом. Лишь только светло полагая. И будут сквозь утренний дым Трубить эти сосны, как горны. Как нынче над дедом моим . Трубят широко и просторно. («У могилы деда») Поэтическая эстетизация прошлого — не дань преходящей моде «на старину», не русопятство, а закономерно-необходимое возвращение к историческим и нравствен­ ным, «душевным» корням и истокам, «отку­ да есть пошла русская земля». Народно-поэтические принципы типиза­ ции, упоминавшиеся выше, претворяются в языке и стиле Л. Решетникова очень орга­ нично, не вступая в противоречие с собст­ венной индивидуально-стилевой манерой профессионального поэта. Сознательную стилизацию под фольклор, под разговорный народный язык, даже под диалект, мы встретим, пожалуй, только в одном стихотворении — «Вятский говорок», написанном в форм е шутки-прибаутки, ско­ роговорки: Эх, чурку — в печурку, В пестерь — кочедык! Не сивку, не бурку,— Пришпорим язык. Наш вячкий и хвачкий — Других — не ищи! — На всякой балачке Човокающий. Автор прекрасно сознает, что такая «мо­ да словечко речи» «доселе была. В послед­ ние годы была да сплыла»,— «теперича вятич не вятич уж стал. Човокать, как да- вечь, и то перестал». И здесь нет никакого сожаления о том, что старая, особенно диалектная, лексика русской деревни уходит какой-то своей ча-