Сибирские огни, 1980, № 6

184 ВИТАЛИЙ КОРЖЕВ жизни человека— моего земляка и совре­ менника, в мир окружающей его природы». Этот свой замысел Л. Решетников сумел воплотить в книгах «Голубые пристани» (1966) и «Поющий айсберг» (1969), а также в книгах 70-х годов (кроме названных уже) — «Середина лета» (1974), «Осенний звездопад» (1975), «Благодарение» (1975), «Возраст» (1978). В сборниках стихов с та­ кими подчеркнуто не «батальными» назва­ ниями действуют и герои, далекие, каза­ лось бы, от ратных дел. Это видно уже по заголовкам стихов и из посвящений, кото­ рые довольно точно дают нам знать, о чем и о каких людях пойдет здесь речь. Так, стихотворение «Хлеб», к примеру, посвя­ щено рабочим совхоза «Первомайский» Но­ восибирской области, стихотворение «О зе­ ро Калмадай» — рыбакам Ханты-Мансий­ ского рыбокомбината и т. д. Однако вот что любопытно: читаешь эти стихи Л. Решетникова, замечаешь, что и те­ мы, и образы их существенно отличаются от тем и образов предыдущих его стихов, а перед тобой упорно стоит все тот же са­ мый российский солдат, с . которым поэт прошел весь многотрудный путь войны, вчерашний солдат, занятый мирным тру­ дом. Вспомним стихотворение «В конце вой­ ны» (1959). «Сраженный сном лежал стрелковый полк, на два часа от мира отрешенный»,— этими словами, собственно, определена вся ситуация из воинского быта, положенная в основу стихотворения. Как будто в бездну провалился он. И только гвозди, слева или справа, Сияли с каблуков со всех сторон. Как звезды, ливнем канувшие в травы. Полуденный вокруг струился зной. Вдали басила пушка безголосо. И в воздухе, настоянном сосной, Как пули у виска, жужжали осы. В открывшейся острому художническому глазу картине «сраженного сном» полка вдруг заиграли такие резкие и густые по­ этические краски, штрихи, детали, что мы не без основания услышали в стихах гимн мужеству русского солдата, апофеоз нелег­ кого повседневного воинского труда и по­ двига. Там спят солдаты, сдавшиеся сну. Видны в траве, за чуть заметным следом, Их ноги, уходившие войну. Ладони рук, сработавших победу. В стихотворении что ни строфа — то об­ раз большой силы обобщения и вырази­ тельности, а многие конкретные детали сами по себе являются яркими поэтически­ ми находками. Одна из них меня когда-то особенно поразила; к сожалению, при пе­ реизданиях (непостижимы «эстетические» вкусы иных редактирующих!) деталь эта из стихотворения исчезла. Пыль до колен, как латы, на ногах. Темнеют лица, словно из металла, И руки, полускрытые в цветах. По сторонам разметаны устало. На коже их — окалина и чад. И. вечными мозолями покрыты, Они привычно на стволах лежат. Тяжелые, нак конские копыта. «Тяжелые, как конские копыта»... Конеч­ но, это не «изысканно». Но мы видим эти руки-«копыта» — с вечными мозолями, в окалине, насквозь, кажется, пропитавшиеся машинным маслом, бензином, смазкой и прочими «атрибутами» рабочего труда,— руки, привыкшие держать молот, плуг, руль... Руки человека мирного труда — ру­ ки, «сработавшие победу»... Так кто же герой этого стихотворения — воин, солдат или' оратай, молотобоец? И то, и другое, а вернее — это человек, которым всегда, в дни мира и в дни войны, жива была земля наша. Вот этот-то человек и пришел в книги Л. Решетникова во второй половине 60-х и в 70-е годы как главный их герой. Неуз­ наваемо изменился мир, в котором он те­ перь действует, изменился и он сам, по­ знавший истинную цену добру и злу, чело­ вечности и варварству, умудренный новым жизненным опытом, возмужавший и, увы, постаревший )— от этого никуда не деть­ ся — на целых два, а далее и три десятка лет. И получается: тематика, скажем, «Голу­ бых пристаней» и «Поющего айсберга» — новая, а герой-то — наш старый добрый знакомый. Поэт проявляет завидное посто­ янство в любви и верности своему герою ... Л. Решетников много ездит по стране, справедливо полагая, что лишь «на ветру неистовом всех дорог начало». Суровый Таймыр и «черная вода» Енисея, нефте­ носные болота Васюганья и «голубые при­ стани» в низовьях Оби, Карское побере­ жье, далекий поселок Кут-Вар и многие другие, столь же отдаленные города и ве­ си Сибири и Крайнего Севера стали веха­ ми нынешних маршрутов поэта, движимо­ го жаждой живого общения с людьми труда. Продираюсь яростно К ним. содрав колени. Сквозь раздумий ярусы И леса сомнений. Сквозь рассветы льдистые, На колесах века, К сердцевине йстины — К сердцу человека. * Разные люди встречаются на пути пыт­ ливого путешественника. С одними поэт выясняет вес привычного понятья «на­ сущный хлеб»; с другими — не прочь по­ толковать «про зарплату да получку, про жену, да про детей, да про тещу-закорюч- ку»; с третьими он обсуждает 'назревшие проблемы дел писательских; четвертым бросает в лицо слова — злые и гневные, уп­ рекая в безверии и малодушии... Послед­ них, впрочем, не так уж много, и чаще автор откровенно любуется своими геро­ ями. Чем-то былинно-богатырским веет от фигур пятерых рыбаков с озера Калмадай: «Подбиты у них железками пудовые каб­ луки, под выцветшими зюйдвестками — надбровья и желваки. Глаза на зорю при­ щурены — глубь неба и глубь воды. И трубки торчат, прокурены, из зарослей бороды. Вот сели на весла — нуте-ка! — и весла, срывая бель, сгибаются, словно прутики, волной возмущая мель».