Сибирские огни, 1980, № 6

174 Л Е ОНИ Д Вскоре и мы тронулись в путь вслед за танками, уж е продвигавшимися в общем направлении на Гданьск и Гдыню. Но прежде, чем мы выехали, произошел немало повеселивший нас казус. Луконин, начавший было после ночного бдения одеваться, обнаружил рядом со своим яловым сапогом хромовый, принадлежавший явно Наровчатову. Второго ялового не оказалось. Замешательство Луконина было недолгим. Критически осмотрев оставшуюся на его долю обувь, он хладнокровно изрек: — Наровчатов начал примерять мою судьбу с сапог— И так же хладнокровно натянул разномастную пару. Это происшествие мы долго не могли забыть, вспоминая о нем кстати и некстати. И больше всех над рассеянностью своего товарища см еялся Луконин, см еялся весело и, я бы сказал, нежно. С такой же нежностью и любовью к Луконину и его поэзии относился и, насколь­ ко мне известно, относится до сих пор С. Наровчатов. Приведу одно письмо С . Наров­ чатова ко мне, написанное им в 1965 году, где он объясняет принцип отбора стихов для антологии о минувшей войне: «Дорогой Леонид! Во фронтовую антологию я отобрал «Ночную атаку», «Упал солдат на поле боя», «В апреле сорок пятого». Всего 106 строк— предел для «неклассиков», к которым я отношу и себя. Свыше 100 строк даем Твар­ довскому, Сельвинскому, Исаковскому и еще нескольким старикам. И склю чение—: Л у­ конин...» Эти два последние слова о многом говорят в отношениях С . Наровчатова к поэзии его друга. Больше с Наровчатовым на фронте я не встречался: дороги наших армий разо­ шлись, а вскоре окончилась и сама война. Но краткая встреча эта запомнилась, и в по­ слевоенные годы я уже следил за поэтом не как за лицом, чье имя было известно мне лишь по печати, но как за человеком знакомым и близким. Я видел, что поэт работает, постоянно развиваясь и углубляясь. Неизменным остается только одно — истоки, из ко­ торых берет свое начало его творчество, порог, от которого начинается его дорога. Этот порог — Великая О течественная война. Но лучше всего говорит об этом сам С. Наровчатов. «Поэтическое поколение, которому я принадлежу, рождено Великой О течест­ венной войной и не выбирало, а заняло свою огневую позицию, как занимает ее сол­ датская рота, подвергшаяся неожиданному нападению. Тут бывает не до выбора м ест­ ности и удобств ее обзора: вцепляйся в клочок земли перед собой и отвечай огнем на огонь. Но было так, что этот клочок земли с почерневшей от минной гари травой ока­ зывался всей необъятной Россией». Это — не декларация. Это — исповедь, подкрепленная всем поэтическим и жиз­ ненным опытом автора. Не во время войны, а в 1963 году написано стихотворение «Полковники», в котором есть такие строки: Я слышу приказ наступленья, Опять выхожу я на стык. Нс фланг своего поколенья Держ ать я на стыках привык. А еще позднее появилось стихотворение «О главном», в котором, вспоминая свои солдатские окопные годы, поэт признается в очень сущ ественном для понимания его человеческих и поэтических воззрений: » Что ни главнее, ни важнее Я не увиж у в сотню лет. Чем эта мокрая траншея, Чем этот серенький рассвет. , Совсем недавно появилась в «Октябре» поэма С ергея Наровчатова «Фронтовая радуга». Она — о том же, о поколенье, прошедшем становление и закалку в огне войны. Это поколенье в суровую для Родины годину встало на ее защиту плечом к пле­ чу с поколеньем, которое в поэзии представляли Н. Тихонов и А . Сурков, А . Прокофь­ ев и С . Щипачев, И. Уткин и М . Светлов. Оно, это молодое поколенье, умело и безза-