Сибирские огни, 1980, № 6
164 Кстати сказать, забегая вперед, замечу, что переднего края мы и не очень боялись и совсем не избегали. Особенно Луконин. Он-то не боялся до такой степени, что некоторые из работников нашего Поарма, однажды побывав с ним на переднем крае, мекали затем спутников более осмотрительных и менее рисковых. Впрочем, все это я узнал не сразу, а значительно позднее. Д ело в том , что не ус пел я еще осмотреться на новом месте, как Смирнов собрал нас, корреспондентов, и срочно разослал по частям. Я поехал в свою родную бригаду, из которой только что был переведен. А через день началась та самая операция, на которую редактор на мекал мне, когда вез в редакцию : после сильного артиллерийского и авиационного наступления на борисовско-тамаровском участке наша танковая -армия была введена в прорыв и начала свой рейд по тылам врага в направлении Белгорода и Харькова. За отсутствием собственного транспорта я передвигался в составе батальона автоматчи ков, размещ авшегося, как танковый десант, на боевых машинах. Прорыв был глубокий и стремительный. Но танковая армия в степи — не иголка в сене. Обнаружить ее не трудно. Поэтому, не имея возможности оказать нам сущ ественного сопротивления ар тиллерией и ганками, немцы пытались возместить это авиацией. Бомбили нас день и ночь. В одну из таких бомбежек, еще не успев послать в редакцию и строки, попал и я. Был тяжело контужен и очухался в палевом госпитале под Воронеже**. Догнал я своих через два месяца, то есть уж е осенью , в Харькове. Редакция раз мещалась на Холодной горе. После нескольких сот километров, пройденных с боями, армия приводила себя в порядок. Относительное затишье, наступившее для армии, сказывалось и в жизни редакции. Ее работники были размещ ены в уцелевших домах, у них появились свободные вечерние минуты. В одну из таких минут, собравшись в комнатке у кого-то из сотрудников и задр а ив окна плащ-палатками, "мы читали друг другу стихи: кто — свои, кто — чужие. Здесь я и услышал впервые, как читает Луконин. Читал он без внешней аф ф е кта ции, но, обычно насмешливый, голос его при этом серьезнел, становился взволно ванным. Пахать nopal \ Вчера вечерний ливень прошелся по распахнутой земле. Землей зеленой пахнет в блиндаже. А мы сидим — и локти на столе, и гром над головами, визг тоскливый. Атаки ждем. Пахать пора уже! И еще одно стихотворение, прочтенное им тогда, врезалось в память — «Ф р о н товые стихи». Фронтовые стихи — это чувство победы. такое, что идут и идут неустанно на подвиг и труд. все туда, где земля стала полем великого боя, иногда умирают там. Главное — это живут! Тогда же он сказал, что работает над большой поэмой о войне — с героями и сюжетом, но, как он заметил, «без быта войны, одна философия». Как потом выясни лось, речь шла о поэме «Дорога к миру», законченной к маю сорок пятого, но по явившейся в печати значительно позднее. И «быта войны» она не избежала, но — что верно — сохранила в себе и философию войны, и публицистический накал. Луконин много работал. Но последний год войны был д ля. него особенно напря женным. Кроме поэмы, в работе постоянно находились новые стихи. А ведь на нем, кроме, всего прочего, как на каждом из нас, лежали корреспондентские обязанности: он ежедневно должен был поставлять для газеты очерковый и релортажный материал
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2