Сибирские огни, 1980, № 6

161 Потом, откашлявшись, спросил: — Ты знаешь эти стихи, Леонид? — Д а,— ответил я, ибо я действительно знал их: это было первое стихотворение из его цикла «Украина моя». Знал я их в переводе Бориса Турганова, подлинника же, конечно, не знал. — Прочтите, Андрей Самойлович! Он, закурив и глубоко затянувшись, как-то вдруг сгорбился и глухо повторил: — Запалали огни з^ долиною синьою неба... Помолчал и продолжил: Самольоти гудуть, бо на зах!д фронти 1фронти. Батькивщино моя, мен! в с и т н!чого не треба, Т1льки б голос ТВ1Й чути I жжшсть твою берегти... Прочитав стихотворение до конца, он вернулся к первой строф е и повторил ее в переводе на русский: Запылали огни. За отрядом проходят отряды. Самолеты гудят,— ведь на запад фронты и фронты. Украина моя, ничего мне на свете не надо. Только знать, что со мною, родная, по-прежнему ты. — Андрей Самойлович! — сказал я.— Перевод хорош. Но подлинник лучше. И я все, до слова, понял... Он благодарно глянул на меня и стал читать дальше. Прочитал второе и третье стихотворения цикла. А затем стал читать из цикла «Запорожцы» — по-украински и по- русски. Прочитал о вороне, свидетеле Запорожской Сечи, дожившем до наших времен. И о коне, пережившем своего хозяина, запорожского казака Микиту Шило. Потом спросил, откуда я родом, жива ли моя мать. И очень обрадовался, когда узнал, что жива. О себе он почти ничего не рассказывал. А я спросить постеснялся, боясь невзна­ чай разбередить возможную рану. А он сам сказал только, что очень горюет, что не успел вывезти из деревни маму. И не знает, жива ли она. И очень боится, не мучают ли ее за него... Спали мы на сеновале. Собственно, спал, видимо, только я. Андрей Самойлович же, сколько я ни просыпался, все сидел на крылечке, все покуривал, поглядывая в сто­ рону давно уже перегоревшего и угасшего заката. «Выглядывает свою Украину»,-— до­ гадался я. Утром , подбросив меня в расположение бригады, он обнял меня и пожелал мне и себе счастья — увидеться на земле освобожденной Украины. Потом вынул из нагруд­ ного кармана вчетверо сложенный лист бумаги, передал его мне. А затем ловко вско­ чил в газик и укатил. Я развернул листок. На нем стремительно, но аккуратно и ровно было записано мое стихотворение «Нас провожали девушки...», которое я прочитал ему вчера среди нескольких других стихотворений. Оно было записано по-украински. И внизу, как дра­ гоценная печать, стояло: «Перевел Андрей Малышко». Когда ом успел перевести стихотворение, я не знаю. Больше я не виделся с Малышко и следил за ним издали. Я знал, что он жи- вой-здоровый вернулся вместе с войсками Советской Армии в родной Киев и остался там. Знал, что пощадила судьба и его маму. Знал и о его литературных успехах. Знал, что на родном языке, но еще в России, в 1943 году, вышла у него книга «Битва», та са­ мая, из которой он читал мне свои стихи. Сразу после окончания войны, уже на Укра­ ине, вышли одна за другой книги стихов «Ярославна», «За синим морем», «Сердце мо­ ей матери», «Полдень века», «Дорога под яворами». Талант его креп и ширился. И все же самыми пронзительными, самыми сердечными стихами для меня оставались и остаются до сих пор стихи его книги «Битва», те самые, что он читал мне когда-то на хуторе под Прохоровной. Та встреча на хуторе, как я уже говорил, была единственной. Больше мы с А , Ма­ лышко не виделись. И Сибирские огни & в