Сибирские огни, 1980, № 6

156 ЛЕОНИД РЕШЕТНИКОВ гимнастерки краснела суконная пятиконечная звезда, в петлицах — три шпалы — знаки различия старшего батальонного комиссара. Вся моя двухлетняя солдатская служба повелевала мне вскочить и вытянуться, но Сурков опередил меня: положив руку на мое плечо, он придержал меня на стуле. Не помню деталей этого первого нашего разговора — так все-таки я волновался: сбылась давнишняя мальчишеская мечта — увидеть и услышать живого писателя! А тут, к тому же, я не только видел и слышал писателя, а беседовал с ним. Да и не с ним одним, а сразу с тремя, поскольку разговор этот закончился тем, что Сурков, взяв мою тетрадь, стал негромко, но так, чтобы слышали и остальные, читать стихи, требуя время от времени от невольных слушателей оценок и суждений. Запомнился окающий его говор, крепкое и горячее рукопожатие, ободряющ е­ улыбчивый блеск глаз. ^ Результатом этой встречи явилась подборка моих стихов в газете и целый цикл под названием «Из блокнота красноармейца» в коллективном сборничке «Фронтовые стихи», на обложке которого рядом с именем А , Суркова, М. Матусовского и Ц. Соло- даря стояло и мое имя. После этого памятного для меня дня до мая сорок второго года, когда наша бригада, наконец, была укомплектована и снова брошена на передний край, я не од­ нажды бывал в «Красноармейской правде». Не всегда я заставал А . Суркова на месте. Он в это время много работал,— почти каждый день в газете появлялись его стихи или фронтовые корреспонденции,— кроме того, часто выступал на московских предприяти­ ях, почти сплошь работавших на оборону. Помню, однажды вечером я заскочил, как всегда, на минутку, чтобы оставить но­ вые стихи, но застал на месте только Вадима Кожевникова. — Нету,— развел он руками, не дожидаясь моих вопросов.— Выступает на заво­ де, заставляет баб реветь... Я не очень понял вторую часть фразы . — А ты не ревел еще от его рассказов о войне? — спросил Кожевников и пообе­ щ а л :— Погоди, еще поревешь... Суркова в тот вечер я так и не дождался. Зато в следующий раз я застал его на месте. Он был как-то особенно подобран, тщательно выбрит, над воротничком гимна­ стерки снежно белел подворотничок. — Очень кстати,— сказал он.— Сейчас пойдем в М ГУ, будем беседовать со сту­ дентами... Мы пешком прошли до Моховой, вошли в аудиторию , в которой амфитеатром были расположены деревянные кресла, почти все заполненные слушателями, преиму­ щественно студентками. За кафедрой, у окна, боком к нам, стоял юношески строй­ ный, темнолицый, с шапкой седы х волос, полковой комиссар и неспешно листал то ли блокнот, то ли какую-то книжечку. Сурков взял меня за локоть, подвел к нему: — Вот, Саша, представляю ... Полковой комиссар живо обернулся. На моложавом лице его внимательно и стро­ го блеснули серые глаза. Это был Александр Ф адеев. Открывая встречу, он рассказал о всенародном характере Великой О течествен­ ной войны, о мужестве ленинградцев и героизме защитников Москвы. Затем выступил Сурков, сказавший о роли и месте поэта в этой войне. Одну фразу, видимо потому, что она касалась и меня, и потому, что затем не однажды публиковалась в газетах, я запомнил почти буквально. Она звучала примерно так: — Если верить старой м удрости: когда пушки разговаривают, М узы молчат. Но Музы нашей поэзии, работающей на фронтах Великой Отечественной войны, не замол­ чали. Наоборот, голос их окреп, что в одинаковой мере подтверждают и сорокашёсти- летний заслуженный советский поэт Николай Тихонов, и совсем молодой двадцатисе­ милетний Симонов, и способный.юноша, никогда нигде до этого не печатавшийся, при­ сутствующий здесь сегодня красноармеец-связист... Тут Сурков сделал небольшую паузу, а затем , к немалому моему удивлению, на­ звал мое имя и фамилию *.