Сибирские огни, 1980, № 6
ЗРЕЛОСТЬ ТАЛАНТА 153 ходите в класс Аскольда Федоровича, ког да ему кто-то показывает хорошую рабо ту. Он сначала помолчит, вглядываясь в но ты рукописи. Полистает их. Откинется на стуле, Как-то празднично закурит. Долго будет подыскивать праздничные слова. — Сегодня Лена принесла нам квартет,— скаж ет он, наконец, обращаясь к присутст вующ им .-;-Я хочу поздравить ее с первой настоящей профессионально сделанной ра ботой. Я не удивлюсь, если эта музыка не сразу найдет поддержку у публики. Квартет сложен для восприятия, и к тому же это первая проба. Его могут не принять у нас на каф едре. О нем могут нелестно ото зваться м узы коведы . Но такую вещь каждый композитор рад бы иметь у себя на пол ке... Пусть, черт с ней, лежит и даже вряд ли будет исполняться, но на данном эта п е — не беда. Важно здесь то, что такая вещь — залог твоей музыкантской состоя тельности, это мир, где мы, музыканты, чувствуем себя в своей стихии. Это — наш дом. Здесь наши законы и наше искусство. Молодец, Леночка. Но праздники, как известно, потому и праздники, что бывают отнюдь не часто. Обычно студенты приносят работу, стра дающую всеми «детскими болезнями» композиторства, и помощь такого снайпера музыкальной диагностики, как Муров, ока зывается весьма кстати. Он подробно, остро, прицельно всматри вается в ноты. Некоторые эпизоды пробу ет одной рукой на рояле. Указывает на промахи. Но долго ни на чем пока не оста навливается... Ему нужна идея, хорошая мысль, которая была бы подсказана ошиб кой студента. Ему трудно говорить, если вдруг не сверкнет эта мысль-ракета. И тогда уж он, загораясь, может произне сти целый монолог по поводу каких-нибудь двух тактов, своего рода маленькую рече вую симфонию, в азарте нашпигованную синонимами всех превосходнейших степе ней. — Я испытываю невероятное, дикое, бо лезненное недоверие,— скажет он, смазав по лицу ладонью ,— когда вижу, что ком позитор включает в состав оркестра ин струмент, включающий всего одну музы кальную ф р азу... Ну вот скажи, ради чего у тебя здесь заверещала флейта? Ради этих нескольких нот? А ты подумал о той ответственности, которую ты на себя бе решь, приглашая флейтиста на несколько мгновенных, коротких, мимолетных, быст рых, скоропроходящих нот музыки? Если уж ты это делаеш ь, то твоя ответственность должна быть вся сконцентрирована вот здесь — в этой твоей музыкальной фразе. Значит, коротенькое соло должно обладать такой железной, единственной, уникальной, неповторимой убедительностью , чтобы этот флейтист одевался перед концертом как Для торжественного приема! Чтобы полчаса прилаживал галстук-бабочку! Вот какими должны быть два такта, ради кото рых ты приглашаешь флейту. А это же — смотри с а м !— пустышка, мелочь, проход ная фирритура! Ты обязан был предло жить ему с муками, с трудом , с кровью, с напряжением выношенную ф р азу, а вместо этого вынуждаешь прочирикать фитю льку. Ты что же думаешь, у флейтиста нет досто инства? Дело сделано. Студент сидит, багровый от раскаяния, и можно поручиться — запом нит сказанное на всю жизнь... А Муров развивает мысль дальше. Эстетика возник шей идеи соблазняет и влечет его сама по себе; в этом увлечении он может далеко уйти от предмета разговора, но, в конечном счете, приблизит к сознанию слушателей еще какую-нибудь из тайн композиторского мастерства. И у студентов, едва успевающих до сес сии склеить сюиту или какой-нибудь цикл романсов, невольно возникает вопрос: как успевает этот человек преподавать, об щаться со многими музыкантами Новоси бирска, Москвы, Ленинграда, вести боль шую работу в правлении Сою за композито ров, следить за бурной артистической жизнью Новосибирска — и при этом писать такие капитальные вещи, как «Выставка камерной музыки», «Русские портреты», «Одиночество»?... Как он находит возмож ности для этого? Возможность здесь может быть только одна: страсть к творчеству, которая любое отвлечение обращает в стимул. — Я не понимаю,— говорит А . Ф . Му ров,— стремления некоторых людей отго родиться от всех дел ради одного творче ства. Что это мож ет дать, кроме скучного ремесла? Что вообще может написать че ловек, отказавшийся от жизни? Недоумение, звучащее в этих словах, законно для музыканта, у которого две сти хи и— стихия жизни и стихия музыки — сли ты воедино. И сегодня, мысленно предвос хищая новый этап творчества композитора, вступившего вместе с «Осенней симфо нией» в пору высокой зрелости, хочется пожелать ему мужества и ясности духа для поисков дальнейших путей. Мы не зря так много уделяли внимания трудностям , с которыми так часто встре чались композитор и его музыка. Никогда нелишне напомнить читателю, что труд творца обязывает к смелости. Но теперь, за канчивая этот очерк, самое время привести слова, сказанные о нашем земляке великим современником, столь им любимым Д . Д . Шостаковичем: «Произведения Мурова восхищают своим глубоким чувством и большим мастерством. Его композиторский талант в высшей степени серьезен и ориги нален. Его активная, плодотворная, разносторон няя работа по строительству музыкальной культуры Сибири принесла огромную пользу». ♦
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2