Сибирские огни, 1980, № 6

106 щая усталость — это когда не только рукой или ногой пошевельнуть трудно, а когда внутри все дрожит, когда сил не остается даже на еду. Приходилось Федору так урабатываться по молодости лет, в той же Якутии, пока не осенила его мысль, что доблести особой здесь нет, просто не умеет правильно распределить силы, чтоб хватило на весь день. Федор подошел к тридцать шестому шурфу. Там все было так, как он оставил. Мелькнуло искушение задержаться еще на полтора-два часа, чтобы вскрыть все-таки мерзлоту, если она здесь есть, а если нет ее, то держать этот шурф в резерве, чтобы, скажем, проходить его в то время, когда остальные выработки под пожогами. Федор в задумчиво­ сти постоял на краю шурфа. Ну, что, работнуть еще? Или плюнуть на все и идти в лагерь? И так, небось, последним явится. Федор поколебался и выбрал среднее решение — пройти с краю забоя узенькую ступеньку на ширину лопаты, и дело с концом. Он выбрал на штык вдоль короткой стенки узкий ровик, потом в конце ровика углубился еще на штык. Мерзлоты не было. Значит шурф в талике. Не зря, выходит, мерзлота зовется здесь островной. В Якутии — там сплошь. Теперь фронт работ ясен. Разведка произведена, завтра можно будет развернуться в полную силу. После ужина и чая Федор слушал по транзисторному приемнику музыку, потом сыграл со студентом-практикантом Славиком в шахма­ ты, одну партию проиграл, вторую выиграл, от контровой отказался и пошел в палатку. Снял сапоги, лег поверх спальника. Рассеянно слушал, как у костра травила побасенки молодежь, соревновалась в острословии. В отряде была девушка-радиометристка, вот парни и хорохорились. Федор был самый старший, в говорунах сроду не числился, хотя и мол­ чуном не был, и потому избегал этих посиделок у костра: не заме­ тишь, как просмеют, спохватишься, а на тебя уже все смотрят и зубы скалят. Смейтесь, пока смеется, снисходительно думал он. Сейчас в тайге самая лучшая пора: тихо, тепло, солнечно. Но еще неделя — и ударит комар, за ним мошка, потом усталость начнет накапливаться — от ежедневных маршрутов по болотам, ернику, ледниковым грядам; от консервированных щей-борщей, колбасного фарша и сушеной картошки; от резиновых сапог и пропотевшей робы, которую снимаешь только под защитой марлевого полога; от товарищей, у которых, как и у тебя самого, есть нервы, характер, настроение... Федор лежал руки за голову, смотрел поверх своих босых ног в прорезь палатки на светлое небо, проглядывающее сквозь кущи зеле­ ни, следил за движением мелких перистых облаков и чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, впору возвращаться на линию к начатым выра­ боткам. И хоть понимал Федор, что бодрость эта обманчивая, от чая, все же хорошо было ему лежать, отдыхать, чувствуя в себе запас нерастра­ ченных сил, к которым час от часу прибывают свежие. Незаметно он уснул и спал крепко, без сновидений. Пальцы набрякли — не сожмешь в кулак. Ныли ладони, кисти рук и плечи. Ломило поясницу. С отвычки, брат Федор. Больше полугола кайлушки и лопаты не касался, а вчера все же переусердствовал. Ну, лиха беда начало. Утро было прохладное, ветреное, небо хмурилось, но тучи шли высоко и ни дождем, ни снегом не угрожали. Всякая зелень в тайге то­ ропилась в рост, в цвет, чтобы за короткое северное лето исполнить предначертанный природой цикл и, оставив семя, высохнуть, истлеть или