Сибирские огни, 1980, № 6

ПЕТР МУРАВЬЕВ Точно! Как в точку глядишь! — То-то же! А мы с тобой хоть и сердито, а все же поговорили. На удивление друг другу они разошлись мирно. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Гриша собирался на ферм\ Все утро его не покидало ощущение, будто он снял с себя то такое... • удто'сапоги вместо жавших ноги ботинок и привычную робу надел вместо неприношенного, топорщаще­ гося пиджака, и все переменилось... Утро как утре, небо как небо, и в огороде все как было, но вот идет он по дорожке, а подсолнухи тянутся к нему, поглаживают его шершавыми листьями и будто приговаривают: порядочек, Гриша, порядочек, Григорий Осипович. Ну? Что мы говори­ ли! Чья вщчз! Гриша ухмыльнулся, стукнул головами два склонившихся к дорож­ ке подсолнуха и пошагал дальше как-то особо прямо и плавно, слознс боялся расплескать переполнившее его довольство собой и всем окружа­ ющим. Он шел вроде бы ни о чем не думая, но подсознательно, тайно даже от самого себя впускал это чувство в самые сокровенные закоулки души. И ¡о сказать: плохим мыслям места не осталось, хорошие в глаза пялились во весь огляд... Вон Мария вышла в огород. Может, первый по­ мидор сорвать, может, за луком или перышками чеснока —- не видно от оврага, да и неважно, что ее туда привело. Важно другое: там и душа ее бродит по пояс в зелени... Вон и бабка Лемешиха сидит на деревянном помосте у колодца. Рядом внук, капитанский сынок, трется. Морковки, видно, баба Катя нарвала ему, вымыла в кадке, теперь чистит сидит. Опрятные, застенчиво чистые дворы после недавней побелки поблес­ кивали окнами. За сетчатой оградой, которой обнесен молочный городок, ползал ДТ-75, подчищал силосные траншеи. Вдалеке, на выезде из села, на высокой насыпной дороге показались три «Беларуси» с соломенными папахами-возами на тележках. Фуражир — главный распорядитель при складировании кормов. Ми­ мо фуражирской каменной избушки с окном на автовесы не проходит ни одна машина с сеном, силосом или сенажом. Откуда, кто и .сколько — это доподлинно надо знать не только Грише, это важно всему колхозу: не будет у коров на языке, ни у кого не зазвенит в кармане. Заржавевший с весны замок на двери избушки не хотел открывать­ ся. От внезапной догадки Гришу передернуло: «Дворы побелили, а мою часовню даже не открывали. Ну, Баламошка!» В прокопченной избушке — и от топки углем, а больше от табачного дыма: зимою тут каждодневно грелись, устраивали перекуры скотники, вывозящие корма, механизаторы, летом и осенью, привозящие их,— было пусто, пыльно, заброшено. К автовесам подъехали почти одновременно «Беларуси» с соломой и Жора в ходке на своем Спортсмене. Поставив в рядок машины, тракто^ ристы направились к Грише. Миша Конев молча подал руку фуражиру. — Привет, Мазилка! Ты что? С прошлого года не умывался? — смуглолицый Конев, похохатывая, покачал головой.— За что только тебе трактор новый дали, такому чумазому? — Не в этом дело! — смутился Конев.— В тракторе, за рулем, это не то, что тебе в белой часовенке посиживать... — Ага, в белой,— ухватился Гриша за слово,— ты спроси у этого Баламошки,— ткнул он пальцем в Жору,— он ее побелил? Ты зайди, по­ смотри! В той часовне сейчас черт ногу сломит! — Погоняй, Жора, скорей за бабами, пусть моют, белят в часовне, иначе достанется и нам на орехи,— засмеялся Конев.