Сибирские огни, 1980, № 5

Нелли Закусина ПРЕДЧУВСТВИЕ ДНЯ (К 50-ЛЕТИЮ АЛЕКСАНДРА РОМАНОВА) Когда мы говорим: «Человек интерес­ ной судьбы» — обычно разумеем под этим увлекательные путешествия, преодо­ ление всяческих трудностей, встречи с из­ вестными людьми и т. д. И полагаем, что все это происходит как бы независимо от воли человека. Судьба потому, мол, ин­ тересна, что загадочна и необъяснима. Однако жизнь нередко утверждает об­ ратное. Мы живем в век стремительных скоро­ стей, в век, когда водоворот времени захватывает и несет человека за собой, даря в потенциале к а ж д о м у в о з ­ м о ж н о с т ь интересной, многогранной с у д ь б ы . Одни принимают ее, другие — нет. Думал ли когда-нибудь школьник Ро­ манов, сидя за фортепьяно в простор­ ной, с высокими потолками квартире дово­ енного Ленинграда, что придется ему вы­ нести блокадную зиму, видеть дома, со стен которых, словно кровь, стекала крас­ ная кирпичная пыль? Предполагал ли он, изучая английский, немецкий и французский языки, что через несколько лет ступит на тропу рабочего изыскательской топографической партии? Видел ли в мечтах свою первую книжку стихов, которая вышла через дзадцать лет в далеком от Ленинграда сибирском го­ роде? Что это? Судьба? Не зависящее от его, Александра Романова, воли, стечение об­ стоятельств? Да, от его воли не зависело то, что на­ чалась война. Но через много лет он на­ пишет: Надо мною — блокадное небо. Мне одиннадцать стукнуло лет. Я гадаю над пайкою хлеба — до конца ее съесть или нет? Дом соседний — кирпичная груда. Скоро ночь, бомбы вновь запоют. Не оставить? А завтра как буду? Не доесть? Вдруг сегодня убьют? Надо было выстоять, а «выстоять» совсем не тождественно слову «выжить». И так ли уж случайна тропа изыскателя, приведшая его на Север, в Сибирь?.. Ведь для него с детских лет зти слова — «Север», «Сибирь»—не были бесплотными, отвлеченными понятиями. Семья научных работников. Мать — кан­ дидат биологических наук, отец — канди­ дат географических наук — мечтали видеть сына музыкантом, а сын дышал воздухом научных исследований и открытий, и эта атмосфера входила в его сознание. Когда Александру Романову было три года, его отец, Александр Андреевич Ро­ манов, сотрудник Арктического института, отправляется в Ленско-Хатангский край в составе экспедиции Полярного управления Главсевморпути... А перед самой войной выходит его книга «Пушные звери Ленско- Хатангского края и их промысел», которая получила оценку как «беспрецедентная в промыслово-биологической, литературе», а биологическая карта, приложенная к кни­ ге,— «не имеющая примера». В одной из статей, посвященных памяти Александра Андреевича Романова, ска­ зано: «По своему масштабу эти исследования А. А. Романова вполне сравнимы с теми экспедициями, ставшими теперь классиче­ скими, которые проводили знаменитые русские географы-путешественники в XIX в. В соответствии с существующей традицией, работы А. А. Романова вполне заслужива­ ют того, чтобы его имя было увековечено я названиях тех или иных географических объектов на территории края. Этим самым будет отдана должная дань светлой памя­ ти об этом талантливом и выдающемся ис­ следователе Арктики». Трудно было удержаться и не процити­ ровать эти строки, поскольку в них таится ответ на вопрос: «А не здесь ли искать ис­ токи судьбы сибирского поэта Александра Романова?». «Война, смерть отца и матери — резко изменили мою жизнь»,— пишет о себе Александр Романов. Жизнь — да, судьбу — нет. О поэте Александре Романове писать и легко, и трудно. Легко потому, что его судьба — в его стихах. Трудно потому, что трудно строилась эта судьба, и на ее карту стихи нанесены болевыми точками. Вот одно из ранних стихотворений Алек­ сандра Романова. Стихотворение это — до­ казательство права человека в ы б и р а т ь . Помню в комнате нашей четыре угла. В каждом — узкий топчан.