Сибирские огни, 1980, № 5
180 АЛЕКСЕИ КОТЕНЕВ Японцы вышли на ничейную полосу, по вернули вправо и, прошагав вдоль нашего сектора границы, скрылись за сопкой. Проводив их презрительным взглядом, капитан посмотрел вдоль линии траншей, из которых виднелись зеленые каски авто матчиков, сказал: — Вот это выдержка! Ни один не под дался на провокацию! После тревоги писатели ушли на КП пол ка, а мы с Устином Максимовым, моим вторым номером, продолжали наблюдать из-за пулеметного щита за своим сектором обстрела, ждали ночи, которые всегда бы ли тревожными. Так прошло шестьсот тревожных дней и ночей. И только после победы под Сталин- градом мы облегченно вздохнули. Притих гонористый самурай. А после Курской бит вы и вовсе замолк. В начале сорок третьего года меня, как бывшего журналиста, перевели в армей скую газету. Прощались мы с Максимовым прямо у пулемета, без фронтовых ста грам мов— их нам не давали,— разделив на двоих свой обед, состоящий из жидкого су па, который мы «рубали» из одного ко телка. После обеда я стал укладывать в вещме шок свой нехитрый солдатский багаж, перебирать растрепанные книги. — А «Строговых» оставь нам,— попросил Максимов.— Мне вторым номером дают Сеньку-Балабона. Он все листы соберет и будет мне читать. Зима 1942—1943 года в Забайкалье была на редкость холодной. Над бурыми сопка ми метались неугомонные ветры, которые здесь называют шурганами. От лютых мо розов трескалась земля. В кривые узкие траншеи наметало снега, и в голой степи они белели зигзагообразными рубцами. В редакцию мы отправились с кбрреспон- дентом газеты старшим лейтенантом По лянским. Шурган к вечеру усилился — гнал по степи тучи песка и снега, забрасывал блиндажи и землянки, свистел в ушах. Мы с трудом добрались до 'железнодорожной станции, вскочили в проходящий поезд. В полутемном вагоне было полно солдат: ехала команда на пополнение уходившей на фронт дивизии. Все окна с левой сторо ны были заметены снегом, и стекла каза лись матовыми. Единственная электриче ская лампочка еле горела. Солдаты подви нулись, освобождая нам место. Мы присели на жесткую полку и под вой разгулявшего ся шургана быстро уснули. А проснулись от выстрелов, которые раз давались где-то совсем рядом. Весь вагон всполошился, кто-то крикнул: «В ружье!» Солдаты соскочили с полок, разобрали оружие — ведь рядом граница. Может быть, новая провокация? Возможно, саму раи выбрали эту темную метельную ночь для нападения?.. В тамбуре послышался звон разбитого стекла и сонное ворчание проводницы. По том открылась дверь и показался человек в белом полушубке и шапке-ушанке, сплошь заметенный снегом. Он покачнулся и упал на пол. — Есть в вагоне врач? — послышался ис пуганный голос проводницы. — Есть такие! — отозвался пожилой май ор медицинской службы, лежавший на средней полке, и заспешил к выходу. В полутьме мы видели, как человека (это был офицер) втащили, в купе проводницы, из тамбура принесли ведро снега. Вскоре весь вагон узнал, что случилось. Ночью на одном из полустанков офицер вскочил на подножку вагона, но дверь ока залась запертой: проводница на беду за снула. Офицер стучал в дверь изо всей си лы, но разбудить проводницу не смог. Что делать? Путь дальний, мороз сорок граду сов, встречный ветер пронизывал до кос тей. Чтобы не замерзнуть на подножке, не свалиться под насыпь, пришлось будить проводницу... выстрелами. Поезд остановился на разъезде, когда уже совсем рассвело. Команда бойцов хлынула к выходу, и вагон почти опустел. Вернулся на свое место и майор, сразу же приник к окну, стал кому-то махать рукой. — Вон он, возмутитель спокойствия! — весело сказал он. Мы глянули в окно и увидели за желез нодорожной будкой офицера в белом по лушубке. Он уходил в пустую метельную степь. Навстречу дул ветер, хватал из-под ног россыпи сыпучего снега, кружил их над головой. — Он, что ли, стрелял? — спросил мой товарищ. — Что же ему оставалось делать? — от ветил майор.— Замерзал человек... Когда люди мерзнут в степи — сено жгут. Только удивляюсь: как же он сумел выстрелить? Ведь руки были как грабли... — Опасность придает силы... — А вы знаете, что это за офицер?__ спросил майор.— Это писатель Марков — наш сибиряк, иркутянин. Едва отходил его снегом да спиртом. Хорошо, что во фляж ке нашлось.... Мы с Полянским переглянулись. — Не заблудился бы в такую непо годь...— озабоченно вздохнул он. — Такой не заблудится: в тайге вырос, нюхом след чует,— спокойно сказал май ор.— Остыл, правда, на ветру, до костей промерз. Возможно, и вспомнит эту ночь когда-нибудь, да и то в самую скверную погоду... Мы поглядели в окно. В завьюженной степи еле виднелся удаляющийся силуэт че ловека. — Мог бы и переждать на разъезде...— заметил кто-то из пассажиров. — Говорит, нельзя. Срочное задание редакции,— ответил врач. Поезд двинулся дальше. Налетевший шур ган взметнул вихри снежной пыли и погло тил еле видневшуюся серую точку. II. Поселок, где находилась редакция ар мейской газеты, был заметен сыпучим пес
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2