Сибирские огни, 1980, № 5

А Л Е К С Е И Г О Р Ш Е Н И Н 176 — Кому-то надо идти,— вздохнула Сера­ фима.—; Из каждой семьи должен быть солдат. Иначе мы его не одолеем». Так может думать только истинно русская женщина. Несомненно, что такое же чувст­ во одолевало и распутинскую Настену. И именно несоответствие создавшегося по­ ложения с тем, как должно быть по совести и сердцу, стало причиной ее трагедии. Ка­ залось бы, не их бабья забота — военные дела. Им — сидеть дома, растить детей. Во­ евать найдется кому. Но в том-то и сила таких цельных натур, как Настена и Сера­ фима, что для них не существует какой-то мелкой бабьей правденки, замыкающейся только на домашнем очаге. Сознание Выс­ шей Справедливости заставляет Серафиму, покинув дом, семью, отправиться на фронт. История, рассказанная В. Сукачевым, од. новременно проста и драматична. Хотя, в общем-то, не уникальна. Сколько таких ре­ альных женщин-добровольцев в разных ро­ дах войск прошли сквозь огонь Великой Отечественной! Скольким литературным героиням стали они прообразами! Судьба таких, как Серафима, просматривается и в образе Гули Королевой из известной всем нам с детства повести Н. Ильиной «Четвер­ тая высота», и в лирической героине Юлии Друниной, и в девушках-зенитчицах из по­ вести Б. Васильева «А зори здесь тихие...» И, может быть, не стоило бы вновь обра­ щаться к этой теме молодому писателю, родившемуся в победный год войны и, ес­ тественно, знающему о ней понаслышке, если бы не два веских, на мой взгляд, об­ стоятельства: потребность сказать свое сло­ во о великой трагедии народной и жела­ ние взглянуть на дела старших глазами дру- того поколения. Поразительно, но факт: потребность вне­ сти свою лепту в изображение войны стала едва ли не всеобщей потребностью моло­ дого писательского поколения. Тот же В. Распутин (по нынешним меркам писатель еще молодой) с войной, как говорится, и рядом не был, но тем не менее сумел ¿ 0 3 - дать правдивое художественное произведе­ ние именно о человеке с войны. То же са­ мое относится и к А. Лиханову. Незадолго до войны родились А. Акулинин и О. Алек­ сеев. Не был участником войны и А. При- ставкин. В. Поволяев в статье «О чем пишут мо­ лодые» («Октябрь», 1979, № 3) приводит интересное наблюдение. Участвуя в состав­ лении сборника «Мы — молодые», он об­ ратил внимание на то, что на втором мес­ те после темы труда у молодых авторов стоит тема войны. О чем это говорит? А го­ ворит это о том, что война не есть только воспоминания прошедших дней, свершив­ шийся факт прошлого. Для современных молодых литераторов — это скорее «вос­ поминания о будущем», точнее — воспоми­ нания для будущего. Есть такая сцена в повести «Военная». К Серафиме приезжает в гости ее фронто­ вой друг Никита Богомолов. Заходит на ого­ нек односельчанин Осип, тоже фронтовик, и начинается долгий разговор о боевых буднях. «Серафима прислушалась к разговору мужиков и впервые удивилась тому, что как бы ни были тяжелы воспоминания, а память все возвращается туда, а войну, которую теперь, через тридцать лет, хочется понять как-то по-иному». В этих-то словах и таится объяснение то­ го, зачем продолжают писать о войне, осо­ бенно люди молодые, войны «не нюхав­ шие». «Хочется понять по-иному»... Это ведь больше относится не к фронтовикам, а к их детям и внукам. Да и сам В. Сукачев смотрит на судьбу Серафимы, конечно же, глазами своего по­ коления. Отсюда упор прежде всего на нравственную сторону темы «человек и война». До Берлина дошла Серафима Лукьянова. Все пришлось ей испытать: и страх, и уни­ жения, и окопное «мать» и «переметь», и первую светлую, короткую, но единствен­ ную настоящую лк?бовь к командиру бата­ реи лейтенанту Пухову. Но война для Сера­ фимы не закончилась с последним выстре­ лом. Самое страшное ожидало ее дома. Еще на фронте она узнает, что против нее настраивают ее собственную дочь. «Матвей на ее письма не отвечал... До со­ рок третьего года писал ей свекор, от ко­ торого она узнала, что через месяц после ее отъезда Матвей стал похаживать к Варь­ ке Рындиной, а в сорок третьем, схоронив отца, совсем перебрался к ней. И еще узнала, что Оленька зовет Варьку мамой, а про нее, Серафиму, говорит: «Мама меня босива, мама нехороса». Пользуясь ошибочной похоронной, кото­ рую присылают на Серафиму, Варвара, же­ лая во что бы то ни стало накрепко привя­ зать к себе Матвея, удочеряет и переводит на свою фамилию Оленьку. Серафима те­ ряет самое дорогое на свете, ради кого жи­ ла и проливала кровь,— дочь. Деревня есть деревня. Здесь свой нрав­ ственный суд, нередко не совпадающий с общепринятыми моральными нормами. И мы становимся свидетелями, как мало- помалу мещанская подделка под правду перевешивает настоящую большую правду. Бросила, ушла от родного дитя. А куда, за­ чем— дело десятое. Главное — бросила. Раз так, значит, какая она мать! Но это было бы полбеды, если бы дело ограничилось только сплетнями соседей да кривотолками односельчан, не пожелавши­ ми вникнуть в суть поступка Серафимы. В. Сукачев идет дальше. Ему недостаточно показать конфликт в среде одного поколе­ ния. В конце концов, Серафима выше спле­ тен. Подлинная трагедия ее в том, что ее не захотела понять собственная дочь, приняв за аксиому мелкую мещанскую правденку. И вот Ольгин-то суд со своей жестокой не­ справедливостью страшнее всего для Сера­ фимы. «...Вся эта жизнь, прожитая бурно и су­ рово, была посвящена человеку, который так непримиримо ненавидел ее. За что? Не­ ужели только за то, что она поступила, как велела совесть, как велел разум и великий человеческий инстинкт матери? Неужели