Сибирские огни, 1980, № 5

С И Б И Р С К И Й К О Д Е К С З Д О Р О В Ь Я 151 придумал сам, слушая Валентину Алексе­ евну. Приведу некоторые из этих рассказов, и, может быть, вы придумаете этим урокам другие имена, более точные, которые одобрит педагогическая наука, когда со­ берется вникнуть и обобщить уникальный опыт. — Поначалу никаких особых форм не было, и названий уроков тоже. Педагогам было запрещено заниматься перед опера­ циями и после них. Но вот сами дети нача­ ли «вносить поправки» в этот шаблон. «Валентина Алексеевна, вы не учите, а про­ сто расскажите с того места, где закончи­ ли прошлый раз... У меня ведь завтра опе­ рация, и вдруг я не узнаю, почему пропали эти мамонты...». Или — «Евдокия Ильинич­ на, я не буду вставать, как велел доктор, после операции... Вы не п р е п о д а в а й т е , а рассказывайте мне урок. Я его выучу потом... Чтобы не отстала...». И педагоги стали нарушать запрет. И я тоже. Потому, что ребенок в больнице хватается за уче­ бу, как за жизнь. На второй-третий день после операции, еще под капельницей ле­ жит, а просит: «Я слушать хочу... Ну, пожа­ луйста...». Вот какой «урок» нам препода­ ли ребята! И мы его усвоили. С тех пор перед каждым занятием педагог интере­ суется не просто здоровьем ученика, а конкретным, сегодняшним этапом лече­ ния — назначенными процедурами, иссле­ дованиями, осмотрами и вместе с врачом прикидывает, в каком психологическом со­ стоянии его питомец. От этого зависит по­ дача материала, опрос, тон в разговоре, другие нюансы общения с ним. Сегодня один из педагогов пошел к ребенку, которому предстоит удаление почки. Ребенок это знает, наслышан от со­ седей больше, чем нужно. Отменить урок? Не ходить, не разговаривать с ним? Оста­ вить одного со своими уже не по-детски тяжелыми переживаниями? Мы считаем, что это неправильно. Урок должен состо­ яться по расписанию, чтобы утвердить ре­ бенка в мысли, будто все идет своим че­ редом, что жизнь продолжается и будет продолжаться! Другое дело — само со­ держание урока. Независимо от предме­ та — будь то история, математика, геогра­ фия, литература, независимо от учебного раздела, учитель выбирает то, что может ободрить, заинтересовать, поднять настро­ ение, отвлечь от мрачных мыслей. Такую же задачу приходится решать и при пер­ вых встречах после операции, когда чело­ вечек еще очень слаб и не уверен, что снова станет сильным. И в первом, и во втором случае надо быть готовой ответить на вопросы ученика: «Евдокия Ильинична, а я не умру?», «Нина Санна, я буду жить?»... Медики продолжают спорить: нужно ли говорить правду больному. Одно дело го­ ворить ее взрослому, другое — ребенку. Железное сердце надо иметь, чтобы вы­ слушивать сами вопросы... Слушая Мусахранову, я вспомнил книгу венгерского доктора Иштвана Харди «Врач, сестра, больной (Психология рабо­ ты с больными)». Она выдержала много изданий на разных языках, причем не­ сколько, в семидесятых годах, на русском. Ее называют «энциклопедией внутриболь­ ничной жизни», хотя там в полном объеме освещены и амбулаторный, и поликлини­ ческий этапы. Меня заинтересовало, что советует Харди врачам отвечать на вопро­ сы юных пациентов. Знаменитый психолог практически ушел от этой темы, ограни­ чился ранним возрастом до пяти лет. И в отношении их он заметил: «Мы не стре­ мимся дать готовые рецепты, это всего лишь несколько примеров». Правда, он предложил общую формулу: «Установле­ ние связи, контактов с детьми зависит от возраста и личности ребенка и ни в коем случае не должно быть схематизирован­ ным, шаблонным». — И никаких рецептов и шаблонов нет и не может быть у врачей, а тем более у педагогов,— сказала Валентина Алексеевна по поводу Харди.— Это подтверждается всем нашим почти десятилетним опытом. Но откуда брать не стандартные, не шаб­ лонные решения? Вы учтите еще одну важную вещь. Обыкновенному рядовому врачу совсем не сложно стать ш к о л ь ­ ным врачом- Но далеко не каждый педа­ гог может быть б о л ь н и ч н ы м учителем. Этот учитель входит каждый день не в светлый, проветренный класс. Его встреча­ ют не веселые здоровые мордашки, кото­ рые светятся радостью жизни. Перед на­ шим учителем каждый день открывается иная картина. Вот он входит, скажем, в ожоговое отделение, самое тяжелое и страшное. Перед ним жертвы «костров», «самопалов», бензина, спичек, оголенных электропроводов и еще бог знает чего. От запахов лекарств спирает дыхание, кру­ жится голова. Ученик еще только прихо­ дит в себя — патрон «с поджига» пробил глаз, и его с трудом извлекли из череп­ ной коробки... Педагог врачебного курса не проходил, не был в анатомке, и вообще сам боится шприца. Что же помогает выстоять тем двум десяткам учителей, которые состав­ ляют сейчас костяк школы? Материнское чувство! Врачи так и говорят — «школа с материнским подходом». Я думала и тоже другого ответа не нашла. И, видимо, не случайно педагогический коллектив сфор­ мировался из людей с большим школьным и жизненным опытом. Наши лучшие — Ев­ докия Ильинична Семина — биология, хи­ мия, стаж 33 года; Клавдия Васильевна Бондаренко — начальные классы, 30 лет стажа; математичка — Нина Александров­ на Латыпова, четверть века; историк Лю­ бовь Ивановна Комендантова, в прошлом директор школы, 30 лет... Средний стаж по коллективу — двадцать лет! Это золо­ тые люди с золотыми сердцами! Молодым не под силу то, что выдерживают они! К ним никак не идет слово «пенсионеры» и даже «ветераны». Мы их называем по- своему — с т а ж и с т ы ! По-моему, пре­ красное слово. И уж совсем не отдает за­ служенным отдыхом, покоем, старческой слабостью. Какая уж тут слабость, если