Сибирские огни, 1980, № 4

84 ВЛАДИМИР КОНСТАНТИНОВ ты умер, чем так мучиться!» Эти слова он запомнил на всю жизнь. Его отец был алкоголиком. Им с матерью часто приходилось прятаться у соседей, спасаясь от его жестоких кулаков. Во дворе, а затем в школе сильные сверстники Курганова постоянно били его. Он терпеливо сно­ сил побощ люто ненавидя своих врагов и страшно завидуя их здо­ ровью и физической силе. Но уже тогда он научился мстить. Скрупу­ лезно плел он свои маленькие детские интриги, а затем с тихой ра­ достью смотрел, как в результате 'его сильные противники в кровь разбивают друг другу лица. В четырнадцать лет он сбежал из дома. Долго слонялся по городу, ночуя в подвалах домов, а затем сел на электричку и уехал. На одной из станций сошел с поезда и стал ходить по деревням. Шли- первые послевоенные годы. В селе Озерное прибился к рыболовецкой артели. Стал помогать взрослым. Нельзя сказать, что он. любил тяжелый фи­ зический труд. Нет. Но уже тогда понимал, что лишь так может утвер­ диться в жизни. Поэтому к работе относился добросовестно. Его стара­ ние и усердие были замечены, и вскоре он стал полноправным членом колхоза. На жительство его определили к одинокому деду Никифоро­ ву, жившему в небольшом домике на окраине села. Настоящего имени его никто не помнил, все звали его «дед Никифоров» или еще проще «Никифорыч». Никифорыч был немощным, больным и постоянно был всем недоволен. Он ворчал на свои болезни, на соседей, на председате­ ля колхоза. Дед не любил односельчан, и те платили ему тем же, сторо­ нились его. Но к своему молодому квартиранту старик привязался всей душой и часто баловал его, принося домой маленькие серые кулечки со слипшимися дешевыми конфетами «подушечками». Курганов тоже привязался к деду, наверное, оттого, что, несмотря на большую разни­ цу в возрасте, они были чем-то схожи. Сезон кончился. Озера сковал лед, и их артель перевели на вывоз­ ку леса. Там-то-с ним и случилось несчастье. Он помнил этот шум, шум падающего дерева за своей спиной. Не успел ни о чем сообразить, как ветки хлестко ударили по лицу, бросая его наземь и подминая под се­ бя. Все тело пронзила резкая боль, гася-сознание. Пролежал он в боль-- нице долго. Когда вышел —на улице уже буйствовала теплая, спелая весна. Он вновь оказался в родном городе, который покинул около го­ да назад. Он пошел домой и здесь от соседей узнал, что отец «сгорел» от водки, а мать уехала куда-то на Север. Сказать, что это известие его не тронуло, было бы неправдой, но оно и не причинило большой боли, так как в свои пятнадцать лет он привык к превратностям судьбы. Получив расчет в колхозе, попрощался с Никифорычем и уехал на Дальний Восток, где, по словам бывшего соседа по больничной кой­ ке, была «фартовая» жизнь, а «деньгу можно лоратой грести». Рабо­ тать стал на рыболовецких сейнерах. Тихоокеанские зюйды и весты продубили и просолили его кожу, а от грубой пеньки на руках появи­ лись твердые, жесткие рубцы мозолей. Из тщедушного юноши он ста­ новился жилистым, крепким парнем. У него не было друзей на сейне­ ре, как не было и врагов. Ему нравилось быть незаметным и наблю­ дать за своими товарищами по работе как бы со стороны, подмечая их слабости. Вскоре он знал о них почти все и в разговоре с ними давал это понять. Его стали побаиваться, многие даже заискивали перед ним. Он любил, когда перед ним заискивали. Там же он сошелся со своей Ульяной Сергеевной, или просто Уль- кой, как звали ее на сейнере,—пышнотелой, симпатичной поварихой. С ней —ветреной, легкомысленной и безотказной —сумели переспать ' все члены экипажа, от пожилых женатых мужчин до желторотых юн­ цов. Принимая ее ласки в маленькой каюте, целуя ее теплые, мягкие губы, ощущая под руками знойное, податливое тело, он впервые почув-