Сибирские огни, 1980, № 4

А в обеденный перерыв, снова сердца настроив радары, я опять, все слова перерыв, над ненайденной строчкой страдаю. А когда в строки встанут слова по своим непреложным законам, прояснятся строфа и глава — я читаю те строки знакомым. И один констатирует лестно и стремительно, как никто: «Колоссально! Ну просто железно! Только вот «Лениния» — не то. Тут не сцена г ~ . менять декорации. Дай живую строку, что нежна! Декламация здесь, декларация,— нам же нежность, лиричность нужна!» И о том же — другой все ревнивей: «Я, наверно, тебе не судья, только ты написал «Лениния», а читается «Ленин и я», получается как-то нескромно: • если — Ленин, то ты тут при чем!» А мне странно, коль люди не склонны измерять свою жизнь Ильичем. Не тщеславие здесь на помине. Должен каждый, себя не тая, вдохновенно творить Ленинию, слитно чувствуя: Ленин и я! Да, лиричность нужна нам, конечно. Нежность, души людей озари! Ленинизм — это высшая нежность к человечеству всей земли. Жить для всех. Своим каждым стремленьем в ежедневных чертах бытия проверять свою цель: я — и Ленин, строго сравнивать: Ленин — и я. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ Рассвет. Это снова — сегодня. А ночь уже снова — вчера. И так и не вспомнить всего мне — мне в новое снова лора. А сколько их было, рассветов, на синих просторах земли, и сколько по белому свету .дорог мои ноги прошли!