Сибирские огни, 1980, № 4

ВООДУШЕВЛЕНИЕ И ТОЧНОСТЬ 173 достаточно вспомнить финальный выход Судакова в парадном костюме при всех регалиях, когда отправляется он в таком виде не на торжественный прием, не по начальству, а к своему давнему фронтово­ му приятелю. Судаков — Баранов хотя и выполняет авторское задание, но поступок никак не вытекает из логики образа. Герой другого краснофакельского спек­ такля «Мы, нижеподписавшиеся...» Леонид Шиндин в исполнении М. Стрелкова лич­ ность своеобразная, характер противоречи­ вый, на первый взгляд, состоящий из взаимоисключающих черт. Поначалу его принимаешь за ловчилу и демагога, за не­ чистоплотного махинатора, играющего на человеческих слабостях. Но постепенно все противоречия образа оказываются под­ чиненными доминанте — порядочности. Шиндин в исполнении Стрелкова может служить примером того, как роль, состоя­ щая из множества кусков, становится еди­ ным характером под воздействием чувст­ ва, которое мы условились называть — воодушевлением. Актер воодушевлен смыслом жизни его героя, и сила этого чувства передается зрителям. ...Невысокого роста крепыш пытается без билета проникнуть в спальный вагон отхо­ дящего поезда. На миг возникает конф­ ликтная ситуация — проводник не пускает безбилетника, а тот действует напролом. Потом мы оказываемся в самом вагоне. Отворяются двери то одного, то другого купе, то мы оказываемся в тамбуре, где исполнителям приходится почти кричать, потому что громко грохочут колеса, то мы в тихом коридоре вагона и присутствуем при горячем объяснении Шиндина с пред­ седателем приемочной комиссии. И все время мы, совместно с героями, на пути к истине. Все время перед нами стоит воп­ ро с— кто прав? Можно ли сочувствовать Шиндину в его безусловной преданности идеям его начальника Егорова? Этот Егоров, так до конца и не появляю­ щийся в спектакле, тем не менее представ­ ляет собой линию контрдействия. Это — суровый и неподкупный романтик стройки, честный, преданный делу человек, Но — не­ гибкий, отвергающий любые компромиссы, неспособный привлечь на свою сторону людей, если они не обладают беззаветной преданностью идее, бескорыстием Шинди­ на. Похоже, что перед нами духовный близнец Чешкова. И в нем обнаруживаются черты фанатической влюбленности в техни­ ческий прогресс, вера во всемогущую силу НТР. Противостоит же он носителям «прос­ той человеческой морали» тех, кто в про­ цессе технического созидания не забывает о себе, о самых обычных человеческих за­ ботах и слабостях, иными словами, пользу­ ется плодами того самого прогресса, кото­ рый и зовется НТР. На чьей стороне симпа­ тии театра? Спектакль А. Абакумова не оставляет сомнений на этот счет: на стороне Егорова и Шиндина. Образ Шиндина утверждает идею верности и долга, честности советско­ го человека. Мчится поезд, все острее закручивается сюжетный узел. Тот, кто казался добропо­ рядочным, на поверку не выдерживает ис­ пытания на честность; тот, кто казался су­ харем, неожиданно раскрывается с самой положительной стороны. Вот уже и весь спектакль приближается к конечному пунк­ ту назначения. Все ли кончится ко всеоб­ щему благу? На этот вопрос окончательно­ го ответа мы не найдем. Повисает в воздухе финальная реплика, тревожно переклика­ ются станционные рожки, поезд еще в пу­ ти. Спектакль своим финалам не успокаи­ вает, остается скребущим диссонансом, тяжелым осадком на душе зрителя. Мно­ гие остаются недовольными — не слишком ли все мрачно изображено? Но думают о спектакле непременно все. И в этом его заслуга. Большим зрительским успехом пользует­ ся спектакль «Аморальная история». Он так же, как и «Мы, нижеподписавшиеся...», на­ правлен своим острием против мещанской морали, но решен в веселом лирическом ключе. Точность выбора жанра и точность жанрового рисунка — неоспоримые досто­ инства краснофакельской «...истории». Всю жизнь Николай Семенович Филимо­ нов (В. Чумичев) потратил на то, чтобы ла­ дить с начальством, продвигаться по служ­ бе. Всего мыслимого достиг. Для полноты счастья надо бы еще завести интрижку на стороне — ведь всю жизнь на это не хватало времени. Случай подворачивается, и Ни­ колай Семенович уморительно неумело ве­ дет атаку на хорошенькую медсестру Лиду. Зрители смеются вместе с Лидой над тем, как неловко он пытается ее обнять, поцеловать, объясниться... Но как раз в этот момент за трусостью, чванливостью, делячеством у Филимонова вдруг прогля­ дывает нечто естественное, человеческое. И Лида, насмешливая, острая на язык Ли­ да, повинуясь порыву нежности, кладет ему голову на плечо. Смущенная улыбка, вне­ запная немота Николая Семеновича и его прерывистый вздох — все это уже не от прожженного чинуши и карьериста, а от но­ вого, очищаемого от скверны Филимонова. Этапы его прозрения выстроены в виде сложной, диалектически противоречивой линии развития. Банальная история на на­ ших глазах превращается в глубинное ис­ следование характера, приобретает черты обобщенности. Живой естественный чело­ век, выглянувший было из-за чиновничьего мундира, набирает силу, преодолевая тру­ сость и привычку жить с оглядкой. Кульми­ нации эта линия развития достигает в сцене на квартире у Л-идь?, куда он отвадился на­ конец-то уйти. Надев передник, с утюгом в руках по-хозяйски усаживается Филимонов за «починку», и нужно видеть отчаянную решимость, с которой он встречает натиск сослуживцев, Но вот «бой», по всей види­ мости, завершен, победителю пора торже­ ствовать выигрыш сражения с самим собой, но тут-то и подстерегает Николая Семено­ вича его трусливое второе «я». Решительно порвав с Лидой, вступает Филимонов во владение новым роскошном кабинетом, который принесла ему новая долгожданная