Сибирские огни, 1980, № 3
РАССКАЗЫ 95 Охчына и Сыбоса. Если бы она и решилась выйти замуж, то только за кого-нибудь из Байгажаковых. Да не было больше в этом роду парней, не осталось никого в живых из ровни ей, а совсем молодые не годились в мужья. Сыбос не осудил бы ее, если вернулся. Издавна повелось, что вдова может снова выйти замуж только за родственника мужа. Но слу чай не выпал, и Паюса год за годом отыскивала причины, чтобы не ло мать вдовью жизнь. Теперь ей было уже за пятьдесят, и даже мысли о новом замужестве не приходили в голову. Зато гордилась она сыном-ин- женером, который жил и работал на центральной усадьбе совхоза, гор дилась трудолюбивым и уважаемым родом Байгажаковых, с которым свела ее судьба, а сегодня —и тем, что могла так гостеприимно принять всех родичей. Гости тоже были довольны и всячески старались выказать уваже ние хозяйке за ее почтительность и внимание, за хранимую память о по гибшем Сыбосе. Дед Capan отошел и от дорожной усталости, и от разочарования, что опять не состоялась встреча с Тораем. Лицо его блестело, как начи щенный медный алгай, и выражало полное довольство. Всем своим ви дом он как бы говорил: «Я рад быть здесь, с вами, дети мои. И я вовсе не зря приезжаю сюда. А Торая все одно дождусь. Раз он пообещал,— обязательно приедет». На расспросы дед часто отвечал невпопад, но с достоинством. Все понимали, что Сарана подводят уши, а кое-кто тайком показывал,что-де и умом он, пожалуй, ослаб. Между тем, старик ушел мыслями далеко в прошлую жизнь. И мысли его были ясны и четки. Думать он мог сколько угодно. И не беда, что со слухом стало совсем неважно. Даже лучше, спокойнее раз мышлять. Он видел всех сидящих за столом с вершины прожитых лет— еще ребятишками, а их умерших родителей молодыми, задиристыми, работящими. Он видел даже, с чего начинался этот аал. Их тогда было семеро братьев. И жили они совсем не здесь. Сюда они перебрались, когда тиф свалил одного за другим трех старших, по хороненных в общей могиле. Тогда отец Сарана и привез оставшихся в живых детей на берег речки Тогыр чул. Поставили шалаш. Зарезали барана. Ели свежесваренный хан —кровяную колбасу и жареное на ог не мясо. Жизнь возвращалась в семью, измученную болезнью и смертью близких. Потому, наверное, и называлась эта болезнь улуг аалчы — большой гость, что, взяв жестокую дань и проложив себе дорогу мерт вецами, вдруг убиралась восвояси. Теперь, размышлял дед Capan, не стало этой болезни. Советская власть справилась с нею так же, как с одолевавшей хакасов трахомой, что оставила свой след на глазах ста рика... Аал уже потом вырос. А где раньше они жили,—центральная усадьба совхоза теперь. Все при нем, при Саране, начиналось —школа, колхоз, первый трактор... Одним словом, новая жизнь. Саран работал табунщиком, а помогал ему младший брат Керим. За столом сидят его сыновья—Тодыл и Тиреек. Тодыл успел повоевать, вернулся хромой. А Керим погиб. Дочери Керима поразъехались в другие аалы, к мужь ям. Тодыл, хотя и инвалид, хорошо работает. Бригадир. Молчун — в от ца. Тиреек другой и по характеру, и внешностью. Специальности ника кой не имеет, школу не кончил —разнорабочий. А вид у него предста вительный. Располнел Тиреек, лицо круглое, пухлое. Хоть сейчас в начальники! Глаза чернущие, озорные. Хулиганом Тиреек никогда не был, что же значат чертики в его глазах, лучше всех известно жене. Ляпнет Тиреек такое, хоть сквозь землю провались со стыда. Кара и за столом его пощипывала, чтобы помалкивал, да все равно не сдержался Тиреек. Высоким, не по его комплекции, голосом перекрыл шум за столья:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2