Сибирские огни, 1980, № 3
НА ПЯТИ ЭТАЖАХ И ВОКРУГ 65 Оглухов переменил позу, оперся ло'ктями о стол: — Выходит, что я еще и виноват,—сказал, тяжело прикачивая го ловой.—Да и хватит, чего толочь воду в ступе. Лариса вон хотела тебя о чем-то спросить. Вот оно! Лариса взяла свою чашечку, Юрий Кириллович сел пря мее. У Оглухова раздулись ноздри, смотрит на Юрлагина из-под бровей. Лариса подлила себе в кофе коньяку и с улыбкой, миролюбиво ста ла говорить об Алешкиных к ней письмах. Их у нее скопилось на два объемистых тома, по ним она следила за всей жизнью товарищества и Союза художников, и если бы Алешка прославился —она издала бы их: тогда бы не надо было и писать истории, она вся в письмах. А спросить она хотела вот о чем: почему на выставках (а она в Москве бывает часто и не пропускает почти ни одной) мало жанровых произведений? Столько училищ, институтов, столько художников в каждом городе, а пройдешь по Манежу —и через неделю не о чем вспомнить. Юрий Кириллович как- никак —член зонального выставкома и член правления Союза россий ских художников, ему изнутри должно быть виднее. Юрий Кириллович с облегчением (или мне это показалось) посме ялся, взял свой кофе, откинулся на тугую парусину. — А нельзя о чем-нибудь полегче? — Хочешь тоже, как и Алешка, отделаться шуточками? Юрий Кириллович задумался, поставил на край стола чашку и спичечный коробок: — Два охотника,—указал на них Ларисе.—Один приносит в фак торию соболя, другой дюжину зайцев.’ Скупщик в пушнине ни бельме са, платит охотникам одну цену. И так всякий раз. Что думает собо лятник? А зачем, думает он, мне мотаться по тайге, добывать соболя? Поставлю силки, прогуляюсь на лыжах с ружьишком —вот и дюжина зайцев. Я умышленно утрирую. Таких скупщиков не бывает. Но послу шаем, что скажет второй охотник. Э, скажет он, соболь —не заяц, за ним надо походить да походить, а добудешь ли? Вот так и художник: большую жанровую вещь надо писать три-четыре года, и ладно еще, ес ли она состоится. А если неудача?.. Еще и мода, Лариса Николаевна. А ведь она на всё, даже на женскую красоту. Во время НЭПа нужно было иметь большие глаза, изящные губы, прямой нос, лебяжью шею. Теперь эталоном обожания стали круглолицые, со вздернутым носи ком, бойкие, ни в чем не уступающие юношам. Мода и в живописи. Кому-то подражаем, пытаемся вернуться к детской непосредственнос ти, скатываемся до примитивизма, так легче; не надо уметь рисовать, не надо лепить форму; тяп-ляп, обобщил и—в раму... Еще, конечно, и ритм жизни. Не поспеваем за событиями. Сравните: кино делают сотни людей, аппаратура, а художник по-прежнему один, и кисточки у него те же, что и пятьсот лет назад, только похуже: на всех колонка не на пасешься. Вот так-то. А пьют... Знаете, почему художники позволяют себе выпить? Если уходишь из мастерской и знаешь, что завтра тебе надо написать в о т это ме с т о —пить не будешь... Дверь в это время отворилась, кто-то вошел. Юрий Кириллович удивленно посмотрел на штору. Ее отвели в сторону, явился Дубицкий, (Это я не закрыл дверь на защелку!) — Я занят,—сказал ему Юрий Кириллович подчеркнуто вежливо (уж так вежливо, что мне вспомнилась Пелагея Савельевна: «Голосок- то бархатный у Юрия Кирилловича, а говорит —будто нитку всю в узелках через тебя протягивает»),—И отпусти штору, пожалуйста, ты можешь ее оборвать.—Дубицкий не шелохнулся, только край шторы ‘натянул еще сильнее (машинально, конечно, а не затем, чтобы подраз нить хозяина мастерской), Юрий Кирилловна сел прямее, сказал холо- 5 Сибирские огаи. X» 3
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2