Сибирские огни, 1980, № 3

54 ВЛАДИМИР ПОЛТОРАКИН Зазвонил телефон. После четвертого или пятого сигнала Алексей нехотя пошел из комнаты, тусклым голосом произнес свое обычное; «Да, слушаю». И вдруг ликующе: «Ага, все-таки сходил!» Окна и двери будто враз распахнулись в Алешкиной душе, и тугим сквозняком вы­ несло из нее духовный смог. (Что, слишком выспренно?) Выхожу к нему, вижу Алешку преображенного. «Нет, Вася, пока никуда не ходи! —кричит он весело. На меня посмотрел —глаза только что были бархатно-квелыми, теперь алмазно сверкают, и я, мне кажет­ ся, вижу, как «Алешкин спринтерский ум рвет стометровку» (это из сти­ хов Кержина). «Так надо, Вася,—просит Алешка...—Только со мной!.. Затаись, уйди в подполье... пренепременнейше!.. Где и когда?.. Годит­ ся!.. До встречи!» Алексей кладет' трубку, смотрит на меня неостывшими глазами, просит угадать, о чем у него был разговор с Васей Тонконоговым (те- перь-то я знаю: ему надо было убедиться, что я ничего не понял). Он позвонил Найденову: сейчас мы будем у них, всё! И —трубку на рычаги. Я молчу, следуя совету французской пословицы: «Если хо­ тите, чтобы вам говорили правду,—ни о чем не спрашивайте». У Найденова Потап Остапович сидел в углу дивана, тяжело откинувшись на ту­ гую подушку, шею выгнул, подбородок ушел в расстегнутый воротник белой рубахи, руки —левая по диванной спинке, правая на подлокотни­ ке. Рядом с ним Лариса, на стуле Кержин. Лариса была чем-то раздо­ садована, курила сигарету, на меня и Алексея посмотрела с неумоли­ мым осуждением. — Разговоры-то за столом бы вести, да ведь —ээ! —Оглухов без­ надежно махнул на дверь.—Никак не может простить всех вас. — Клавдию Федоровну надо понять, Потап Остапыч,—сказал Кержин,—Кто бы угодно на ее месте... Лариса чуть вскинулась на Вадима Романовича и хотела что-то сказать, Вадим Романович жестом попросил ее успокоиться, принес и поставил на диванную спинку пепельницу, сел так, чтобы всех видеть. — Простите, Лариса Николаевна, но вы для меня все та же Ло­ р а—девятиклассница... Вот закрою глаза и вижу,—продолжал Вадим Романович, прикрывая глаза ладонью,—озеро. Под вечерней зарей ти­ хое. Где-то в камышах выпь гукает. И гуси домой плывут. За ними по воде веер на все озеро... А речка! Мне всегда казалось, что не улица, строилась по ее изгибам, а она изогнула улицу... Все это, конечно, юность-волшебница. Когда бы нам видеть мир вот так и в сорок, и в семьдесят лет! Оглухов поглядывал на Кержина из-под густых бровей, улыбаясь, -шевелил ноздрями. — Красиво вспоминает,—сказал он.—А кладбище? Нет, слышь,] его не обойти. Тот крест у часовенки, я думаю, уцелел, железный. Вадим Романович поднес пальцы к вискам: — Не надо об этом, Потап Остапович. ■— Ну и забывать не надо. Вам озеро с речкой запомнилось.: А ей? —Оглухов перевел взгляд на Ларису. Она из того года чего боль­ ше всего запомнила? — Господи1 —сердито взмолилась Метелина.—Дался тебе этот, крест! Я столько повидала в войну... — Войну все повидали. Там одно, тут другое... Ну и ну! —Оглухов попробовал, крепко ли прибит к дивану подлокотник, посмотрел на

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2