Сибирские огни, 1980, № 3

48 ВЛАДИМИР ПОЛТОРАКИН — С этой-то, с Калерией, меня, видимо, сам черт окрутил,—ска­ зал Дубицкий, когда мы уже сели в такси —И тоже в отместку, что ли? Прошлым летом ездила в Ленинград, в институт, заканчивать диссер­ тацию. Ну, и завела там себе... Нынче в конце мая «забыла» в новом журнале свое к нему незаконченное письмо листах на семи. (Пометь: в новом журнале, с точным расчетом, что журнал я непременно буду пролистывать.) Прочел. Все ясно. Как она меня там только1не предста­ вила! Не понимаю: захотела бы уйти —скатертью дорога! Жду ее. Во двор вышел. Письмо со мной. Идет! Мне бы сдержаться. Во дворе со­ седки, прохожие. Она письмо увидела: «Что, не нравится?» Я и влепил ей пощечину. А она —пластом на асфальт. Бабьё: «Ох! Ах! Убил!» Сви­ детели к себе увели. Заявление в суд, письмо в Союз художников и в райком. Теперь все на ее стороне. Письмо? А что письмо? Разве она не могла полюбить? Муж изверг, садист —любой судья так рассудит. Юр- лагин мог бы ее угомонить, он у нее вроде отца духовного, а не хочет — во всей истории он видит только пощечину... Нет! Начну все с начала. А я вспомнил чье-то изречение, что лучшего адвоката мы держим в самих себе. У Метелина Во дворе, у метелинского подъезда, стояла машина Семена Шига- рева, помятая и обшарпанная, но—говорил мне Шигарев —со всеми новенькими потрохами, начиная от мотора и кончая дворниками. Распо­ ряжение местной ГАИ—клеймить личные машины—к тому времени было отменено, а Семен все никак не хотел счищать с ветрового стекла нарядную букву «Л». — Этот уже здесь,—пометил Дубицкий с неудовольствием, замед­ ляя шаги.—Буквочка-то! С червонца срисована. Уж так он. любит вен­ зеля эти золоченые!—Дубицкий по-инспекторски обошел машину, за­ глянул внутрь, проверил амортизаторы и, глядя на золотую букву, ска­ зал полушутливо, что на роль фальшивомонетчика болыпе-то подошел бы Сенька. Квартира Метелина торцевая, во втором этаже, трехкомнатная, с двумя балконами: один на улицу, другой —вот он, в четырех-пяти метрах от нас, под кружевной- тенью молодого тополя. Окно задернуто шторами (тюлевой и полотняной, с крупными цветами), в раскрытой балконной двери чуть покачиваются тростниковые палочки. Дубицкий поглядывал на балкон и входить не торопился. И если раздумывал, надо ли ему и в самом деле подниматься к Метелиным, то совсем недолго. — Ответь-ка мне вот на какой вопрос. Как прикажешь понимать Ларису? Мне она не может простить Ьльгу —хорошо! Почему прощен Шигарев? Уж если она явилась этаким Монте-Кристо? Я сказал, что Шигарев не прощен, а реабилитирован. Или почти реабилитирован. — Вот как! И здесь выкрутился. Третьего, надо полагать, ей на­ звал Тонконогов? Кого же? — Спроси ее или Тонконогова. Меня можешь привлечь за отказ от дачи показаний. Какая там статья? От шутки Дубицкий отмахнулся. — И ты ему тоже поверил? — Почти. — Да ведь этим занималась заозерская милиция,—крикнул мне в лицо Дубицкий.—До сих пор ни у, кого не было сомнения в том, что