Сибирские огни, 1980, № 3

НА ПЯТИ ЭТАЖАХ И ВОКРУГ 43 жется, опрокинуть стол на Пострехина.—Тут надо во все колокола! Ходить, добиваться, требовать! Сергею Николаевичу наконец-то удается прочистить мундштук. Он закуривает. И спокойненько Чулымову: ' — Пиши. Ходи. Гвоздь у тебя в ботинке, не у меня. — Ага! Значит, моя хата с краю... Ты председатель правления Сою­ за, не забывай. Весь Дом лихорадит, а он мундштук чистит, видите ли! — А что мне чистить? Мозги твои не прочистишь. Чулымов с рыком продувает ноздри, мне —взглядом на Пострехи­ на—поговори, мол, с таким! Не отпуская столешницу, поднимается с видом решившего ринуться в драку, спрашивает: — А не могли его научить? Или там, или дома Найденов. Если столько проспавший иногда помнит выборочно —почему бы Оглухову не «забыть» о своих делишках, а? Возможен такой вариант? Аа-а? — Понес ахинею!—говорит Пострехин.—Почему не берешь во внимание вариант самый возможный: Оглухова Тонконогов оклеветал. В расчете на то, что Потап Остапович не проснется. Чулымов выпрямляется, рявкает через ноздри: — Эти усыпительные песенки мы уже слыхали. В таком разе по­ дайте-ка сюда Тонконогова! —Чулымов стучит пальцами о край стола.— Очную ставку! И кого-то из них'—за жабры! Мне подайте истину! А то ведь что получается: так повернешь —холодная, а этак —что? Кипя­ ток?—Чулымов еще раз продувает глотку, но уже не так грозно, как давеча; пар пустил, вроде бы пообмяк. Головой в сторону двери кивает нерезко: —Этого-то, с позволения сказать, прохиндея Шигарева Илин посадил-таки на оформительный комбинат. Снова через твою голову, без санкции Союза. Менять надо тебя, Сергей Николаевич. — Давно пора. — Напрашиваешься? Чулымов, хохотнувши, грозит Пострехину пальцем, и, видимо, про­ сто так, на всякий случай, спрашивает, как у меня подвигается история? Мне бы повести плечом или развести руками, а я по дурости возьми да и ляпни, что за историю уже и деньги выписаны. — Вон даже как! —Чулымов медленно надвигается на меня.— Ин-те-ресно! Будто сшил для Илина штаны, тот примерил: впору, день­ ги на бочку. Нет, историю твою мы еще рассмотрим на правлении, я еще погляжу, как вы там...—Чулымов ладошкой изображает увертли­ во плывущую рыбину. Пострехин смотрит мимо него на полотняную ширму, укрывающую что-то на мольберте. Ширма свисает почти до полу, из-под нее торчат деревянные ступни мольберта. — Съел ты у меня полчаса самого рабочего времени,—говорит он Чулымову,—Еще столько же и у себя. Иди работай.—Мне отдает свой мундштук:—Все! Так было загадано: брошу, когда увижу Оглухова. (И ведь бросил, надо сказать!) Ушли мы из мастерской Пострехина; Чулымов еще не остыл, меня от себя не отпускает. — Ко мне почему не зашел ни разу? Или старого учителя теперь можно и на свалку? Заходи. Мастерская Чулымова —четвертая по северной же стороне. Ма­ стерская Дубицкого рядом, ближе к лестнице. С ней поравнялись — в дверях Дубицкий. — Потом зайди, нужен,—говорит мне по-милицейски сухо и требо­ вательно. Ну, что ты будешь делать, всем вдруг понадобился! Не успели войти к Чулымову —из туалетной комнаты с пучком вы­ мытых кистей —Игнат Павлович Алабата. Идет, минуя двери своей