Сибирские огни, 1980, № 3
НА п я т и ЭТАЖАХ И ВОКРУГ 39 три минуты выходили на Оглухова. Что с ним? Каков он теперь? Явится ли на свет божий или, никому не показавшись, уедет куда-нибудь по дальше, где никто ничего не будет знать о его соучастии в преступле нии? Что предпримут следственные органы, если Оглухов забыл выбо рочно темные эпизоды своей жизни? Как, не травмируя психику боль ного, выяснить все-таки, кто же на самом деле поставлял Васе Тонконогову фальшивые облигации, если не Оглухов? Были, конечно, разговоры и по существу, т. е. относящиеся к «все общей истории» и мною даже записанные. Хаос. Детали для одной ма шины, изготовленные, увы, по чертежам разных масштабов. Себя тех дней я вижу как на большой реке, вдруг повернувшей вспять: так уж получалось, что каждый вспоминающий тащил меня с фарватера в свой ручеек и держал там до конца разговора. План, что мы составили с Ме телиным, я расширил до конспекта будущей истории. Вышло страниц пятьдесят. Принес конспект директору Фонда. Александр Степанович, прочитавши мою п-исанину, еще раз вялым движением пальцев пере брал все страницы в обратном порядке, подолгу задерживаясь на ка-# ком-нибудь слове и что-то там бормоча себе под нос (так придирчиво разглядывают на толкучке крайне необходимую вещь, если собираются назвать цену вдвое меньше запрошенной). Дойдя до первой страницы, директор объявил без особого, правда, восторга, что написанное, в основном, его устраивает. Вернее, устраи вает почти все, кроме упоминания о преступлении Василия Тонконого- ва. Зачем эта ложка дегтя, зачем лишний раз будоражить память ху дожников старшего поколения и соблазнять молодых поглядеть на историю товарищества через замочную скважину? И вообще —ну его, этого придурка, он и работал-то в товариществе без году неделя. Не много ли чести подавать его среди больших дел и достижений. Вымарали мы с директором все, по его убеждению, лишнее, поло жил он свои очки на мои листочки, спрашивает: «Сколько же?» «То есть как? —спрашиваю и я в свою очередь.:—Это же пока всего-навсе го конспект». «А большего,—говорит,—и не надо. Дело,—говорит,— в том, что ты очень уж много знаешь, пускать на большую площадь те бя опасно». И в эту минуту, мне думается, он впервые за пятнадцатиле тие директорства чуть-чуть улыбнулся. «Ну зачем, к примеру, вот это? — директор, не отпуская остатков улыбки с губ, дужкой очков отчеркнул найденное в тексте место, где рассказывалось о работе Семена Шигаре- ва в церкви,—Семен Викторович назначен начальником оформитель ского комбината, приступил к работе, а мы его по голове старой кувал дой». Пускай будет памятка без беллетристики, брошюрка из четырех глав, соответствующих четырем этапам. Веселее всех оказалась, ко нечно, глава последняя, го’ды директорства Александра Степановича Илина. Да и в самом деле, за это время площадь производственных цехов Художественного фонда увеличилась почти в сто раз. Творческих мастерских при Оглухове было всего три, теперь их вместе с мансарда ми больше сорока. Квартиру в благоустроенном доме имел один Юрла- гин, теперь такие квартиры у каждого. Членами Союза были одни «Киты» —Алабата, Чулымов, Кержин, Пострехин и Юрлагин,—те перь их вон сколько, за тридцать перевалило. Кому если надо на твор ческую дачу или в любую точку Советского Союза,—пожалуйста, лети, денег на это Союз художников не жалеет. Заработком члены Союза Фондом обеспечены, работы с выставок приобретаются областным от делом культуры или предприятиями города. Цех бытовой скульптуры — бельмо в глазу —наконец-то ликвидируется, и Семен Викторович уже ведет переговоры с проектировщиками о проектном задании: керамиче ский цех и мастерские для скульпторов воздвигнут на месте старого
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2