Сибирские огни, 1980, № 3

НА ПЯТИ ЭТАЖАХ И ВОКРУГ 23 Проскуряков—«Цицерон» —уже приготовил для Пелагеи Савель­ евны стул (ножки у стула фанерой забраны, в боковой фанере дверца на ремешках, так что стул у «Цицерона» еще и за тумбочку. Изготовил его Мефодий давно, на старом поселении, когда работали в тесноте). Пелагея Савельевна села. Проскуряков сказал: — Ну? — А вот пришла. На стенной печати ты, чо ли, все сидишь? — Дак ы... Без поручения —как? Я. — А то у меня тут новина опеть сочинилась. Когда газетка-то бу­ дет? Заглохает, гляжу, все как-то, и никто палец о палец не хочет уда­ рить.—Вагина достала из рукава свернутый в трубочку тетрадный лист. Проскуряков тот лист у нее взял, развернул, выпрямил, надел оч­ ки, стал читать, с трудом разбирая каждое слово Пелагеи Савельевны. \ А по другую сторону от меня свой разговор. > — И что теперь с ней делать? —спрашивал Вася. — Только через уголь, больше никак,—отвечал Петр Андреевич. Вася ему на это: — Уголь половину в себя возьмет. — Может, отстоится? — Цинковая зелень? Жди. Охра бы отстоялась. Или сиена с умб­ рой. Вот же она, кисть в охре! Так ведь нет, схватил эту! —Вася стучит себя кулаком в темя. Петр Андреевич высказывает предположение: — Да не помрем, думаю. — Я не помру, а ты—не знаю. Смотри. Долго бы им еще спорить, не приди Игнат Павлович Алабата. Стук его тяжелой трости из черного дерева о бетонные ступени заслышали, когда Игнат Павлович был еще на верхнем лестничном марше. Пройдя к Васиному столу, Игнат Павлович подул из-под усов как в угасающую печку, посмотрел на меня сначала через очки, потом, на­ гнувши голову, поверх очков и полез целоваться. Вагиной крикнул дья­ конским басом: — Многие лета, Пелагея Васильевна! Обошел холст (это для него грунтовал Штучный), мазнул по нему пальцем, попробовал, какова грунтовка на отлип, остался довольным. Там, где появляется Игнат Павлович Алабата, становится вроде бы солнечнее. Он ровесник века, старше его в Доме художников только Штучный, но весь гудит силой и не знает, куда бы ее еще потратить. Большой, грузный и всегда как из бани; белые усищи —крыльями ле­ бедиными; волосы, обрамляющие на затылке голый череп,—белыми перышками. Лет уже десять Игнат Павлович ходит в заслуженных, и, забегая вперед, скажу, что в сентябре присвоят ему и народного. Вернувшись к столу, Игнат Павлович, как и Вагина давеча, по­ смотрел вокруг себя и под ноги, потянул воздух носом через усы, ска­ зал: — Вроде бы нигде не пролито, а дух чую. Штучный при Игнате Павловиче осмелел или понадеялся на то, что Пелагея Савельевна, занятая разговором с «Цицероном», не поглядит в его сторону. Он поднял банку к усам Игната Павловича, тот слегка отстранился и даже сплюнул сухо и громко: — Тьфу, разъязвило бы вас! Зеленая-то почему? — Жили бедно, да хватит,—сказал Штучный,—Теперь кисти в ней моем. Алабата прошествовал мимо Безлобова, кинул взгляд на тетрад­ ный лист в руках «Цицерона»: — Опять что-то новенькое? -I