Сибирские огни, 1980, № 3

20 ВЛАДИМИР ПОЛТОРАКИН — Или нет, вру,—сказал он, помешкав минуту-другую,— Арте- лишку-то нашу помнишь ли, Егор Макарыч? —спросил Безлобова.— Помнишь, как пришли художники из училища? Так и так, говорят. Ваша артель на ладан дышит, не сегодня-завтра прихлопнет вас «Рекламбю- ро». Товарищество-художников создавать надо. И на нашей базе, стало быть. Надо, так надо. Сложили капиталы: у них семьдесят да наших рублей триста, открыли счет в банке, заказали печать, наняли бухгал­ тера и—пошло дело! Садись, Вадим Романыч. Но Кержин боялся пропустить момент появления в Доме Ларисы Метелиной, сказал, что послушать Петра Андреевича мы соберемся специально, все трое, с Алешей Метелиным, а сейчас ему надо наверх. (Собраться мы так и не собрались тогда. Все откладывали да от­ кладывали, все думали—успеется, думали —износа не будет нашей живой истории.) — А я на ее месте не полетел бы сюда,—сказал Петр Андреевич, когда Кержин ушел наверх.— Ну —что? Ждете ту же девчонку— при­ летит крашеная баушка. Штучный вынул из клееварки высокую консервную банку с клеем, поставил ее на край стола, присел на корточки поискать под столом посудину, в которой тот клей развести пожиже можно было бы. Я сел к его тумбочке, листаю Светония. Егор Безлобов пропел негромко и как из бочки: «У открытого-й окна...» и минуты через три: ...«ты сидишь совсем одна...» Проходит минута, другая, Мефодий Проскуряков («Ци­ церон») не выдерживает: — Дак ыы.„ ты или пой, как все люди поют, или молчи! Штучный сказал самому себе, посмеиваясь: — Егору если бы молчать —нуу! (т. е. понимай —и за дурака ни­ кто не принял бы.) Безлобов —очки на лоб —глянул на Петра Андреевича, ничего не понял, поправил на брусочке самодельный скальпель. Резал он трафа­ рет для плаката, указующего пешеходам, где и когда можно перехо­ дить улицу, работал стоя, согнувшись, зад —что битюжий круп, рукава засучены, руки толстые, проворнющие,—полосуют бумагу по всем на­ правлениям ровнехонько —другому с линейкой ровнее не вырезать. Если вы встретите Егора Безлобова на улице, да еще в Москве — премьер-министр! На английского не потянет, а за швейцарского, к при­ меру, сойдет, и даже вполне. Лицо крупное, ничто в нем не шелохнется, лоб широкий, с треугольной челкой, рот и нос для такого лица кажутся маленькими; на улицу вот таким не выйдет, непременно переоденется в строгий черный костюм. Пришел Вася Тонконогов. В синем плаще и серой шляпе с помя­ тыми полями. Изображает убитого горем неудачника. Шляпу бросил прямо на банки с красками, плащ расстегнул, руками разводит: — Пустой! Это значит, что Вася ходил за водкой, купил, но гонит комедию. Петр Андреевич знает, что Васю в эти минуты надо обыскать, и ом подыгрывает Васе, хлопает того по карманам и. наигранно смиряется с неудачей. Вася опирается рукой о край стола, говорит, что придется ехать к вокзалу, отнимает руку —на столе остается бутылка. ' — Только такая, на пирожки не хватило. Теперь, видно было, Вася говорил правду. — А мы вот что сделаем...—Петр Андреевич вымыл под краном литровую банку с тем, чтобы содержимое бутылки перелить в нее, а с посудиной послать Васю за пирожками. И только Вася сорвал с бутыл­ ки колпачок и опрокинул ее над банкой —несет нечистая Пелагеюшку, Пелагею Савельевну Вагину! Петр Андреевич заслонил Васю и ведро с грунтовкой туда-сюда ногою! —чтобы, значит, Пелагеюшка бульканья