Сибирские огни, 1980, № 3

я книжной полки Б. К. Суркашев. Песни высоких вершин. Стихи. Горно-Алтайское отделение Алтай­ ского кн. изд., 1979. Книга стихотворений Байрама Суркашева «Песни высоких вершин», переведенных Е. Стюарт, Ю. Магалифом, Г. Володиным и Н. Черкасовым,— еще один поэтический го­ лос алтайца, донесшийся до русского чи­ тателя. Надо полагать, что само название книги, избранное поэтом, призвано не только со­ общить читателю географию стихов, попро­ сить его повернуться в сторону «высоких вершин», но и определяет художественную высоту произведений, предлагаемых вни­ манию читателей. Лучшие стихи Байрама Суркашева убеж­ дают в том, что ему есть о чем сказать не только жаждущим сочувствия, но и тем, кто его недостоин. В стихотворении «Смерть марала», понимая свое бессилие перед меркнущей жизнью, герой говорит: Жаль мне тебя, мой красавец марал, Дикий, стремительный, с гордым обличьем... А браконьер, что тебя убивал,— Пусть он подавится этой добычей! (Перевод Е. Стюарт ) . В другом случае, возрождая момент про­ щания родных и родного края с отцом, Байрам Суркашев выразительно запечатлел эти мгновения в таком стихотворении: Когда отец уходил воевать, Была на Алтае червонная осень. Слезы, прощаясь, роняла мать, И лес прощальные листья сбросил. Свежий ветер алтайских гор На подвиг отца провожал когда-то. Вершины сияли, и дальний простор Платком голубым помахал солдату. (Перевод Е. С т ю а р т). Профессия врача, с которой, судя по не­ скольким словам в начале книги, Байрам Суркашев не расстается,— явно помогает автору в поиске своевременного благодат­ ного слова, вселяющего в сердце надежду на исцеление от бед времени. В одном из программных стихотворений «Белый халат» автор верно сообщил: Когда халат я белый надеваю, То самый безнадежнейший больной И тот с волненьем чуда ожидает, Как будто я не доктор, а святой. (Перевод Н. Ч е р к а с о в а ) . Поэтически это сказано слабовато, воз­ можно, в этом повинен переводчик. Но в то же время в стихотворении о белом халате, как ни в каком другом, про­ является сам автор, не заслоненный литера­ турным героем и стремящийся сформули­ ровать, во имя чего он живет, к чему стре­ мится: «И если надо, собственную кровь я даже для врага не пожалею», «пусть на те­ бе (на халате.— А. Р.) никто не сыщет пят­ на, равно как и на совести моей». В другом программном стихотворении «Поэт и его свобода» Б. Суркашев продол­ жает выяснение своих не только жизнен­ ных, но и творческих позиций, более точно определяет состояние души. Вот словарь, вот перо и чернила. Ты свободен — садись и пиши... Если б жили стихи без души — О, как просто тогда бы все было! (Перевод Ю. М а г а л и ф а). Можно заметить: герой этого стихотво­ рения как бы уже открещивается от легких утверждений — он полон сомнений и пони­ мает трудность пути к вершинам. Да, жизнеутверждающая поэзия не мо­ жет обходиться без грусти и сомнений — только в союзе с ними развивается сила и чистота поэтического голоса, необходимого народу, явившему поэта. И чем равно­ значней взаимоотношения народа и поэта, тем счастливей судьба произведений, ото­ бражающих время. Мы знаем многие примеры обращения поэтов к народу. Сказал свое слово и Бай­ рам Суркашев: Народ мой! Как всадник, я мчался с мечтою Тебе посвятить мой взволнованный стих. Но, занят по горло работой большою, Ты. кажется, слов не расслышал моих... Меня ободрял ты в минуты печали, Вспоив своей речью, как мать молоком. Все думы мои лишь к тебе обращались, К тебе обращались счастливым стихом. (Перевод Ю. М а г а л и ф а). Судя по этому обращению, можно пола­ гать, что автор понимает свой народ и на­ род понимает его. Нельзя не заметить еще одно достоинст­ во поэтической работы Байрама Суркашева, а именно: поэт не стремится к легкой по­ пулярности за счет национального колори­ та. Колорит в его стихах не присутствует как зазывные товары на витрине, завлекающие