Сибирские огни, 1980, № 3

180 ГЕННАДИИ КАРПУНИН Это был п е р в ы й храм н о в о г о города, города, который определял живое ли­ цо современности, города, куда сместился центр общественной жизни. Главной святыней и украшением Успенского храма была икона Богородицы Пирогощей, привезенная из Царьграда «въ одномъ корабли» со знаменитой Бого­ матерью Владимирской (Ипатьевская летопись). Богоматерь Владимирская относилась к типу Елеуса— «Умиление». А что пред­ ставляла собой Пирогощая? К какому иконографическому типу относилась она? Перечитаем еще раз заключительные стихи «Слова о полку Игореве»: «Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы, Руской земли — безъ Игоря». Обычно мы понимаем эти стихи буквально: тяжко голове, лишившейся плеч (те­ лами зло телу, лишившемуся головы. И выходит какой-то сюрреализм: ведь если го­ лова снесена с плеч, то она не может чувствовать, что ей «тяжко», а тело, если у него нет головы,— что ему «зло», ибо в данном состоянии они не могут вообще испыты­ вать какие-либо чувства. Но древние, о чем уже говорилось, понимали «голову» как «мужа», а «тело» как «жену» («муж есть глава жены» и «спаситель тела»). И, следова­ тельно, изречение имеет вполне определенный смысл: тяжко мужу без жены и зло жене без мужа, ибо только вдвоем они составляют «одну плоть». Игорь — «муж», Русская земля — «жена». Тяжко Игорю без Русской земли, как мужу без жены, и зло Русской земле без Игоря, как жене без мужа. Русская земля зовет Игоря. Рыдая, она взывает о том, чтобы он «прилепился» к ней, как муж к жене. А взывание — это оранта, это молитвенно воздетые руки жены- девы, стоящей, как всегда изображается в данном иконографическом типе, на кре­ постной стене города. Прислушаемся к ее молению: О ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши? Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вой? Мало ли ти бяшетъ горъ подъ облакы веяти, лелеючи корабли на сине море? Чему, господине, мое веселие по ко- вылию развел?.. О Днепре Словутицю! Ты пробилъ еси каменныя горы сквозе землю Половец­ кую. Ты лелеялъ еси на себе Святославли носады до плъку Кобякова. Възлелей, гос­ подине, мою ладу къ мне, а быхъ не слала къ нему слезь на море рано... Светлое и тресветлое слънце! Всемъ тепло и красно еси. Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вой, въ поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою имь тули затче?.. Это — «Ярославна рано плачетъ Путивлю городу на зэбороле». Идея плача — «тяжко ти головы кроме плечю, ’зло ти телу кроме головы»—■ традиционная идея оранты, взывающей о муже-спасителе, который бы даровал ее ло­ ну «великий жемчуг» чадородия. И тот же традиционный образ: жена — крепостная стена города. Тождество крепостной стены и женского лона. «Стена граду», «неру­ шимая стена», «стена непреоборимая», просто «стена» и т. п.— традиционные атрибу­ ты и эпитеты Богородицы Оранты. Ярославна-Оранта... Получается именно так. И тут — по ассоциации, а вовсе не по науке,— возникает: «Ярославская Оранта» — название знаменитой иконы XII века, именуемой еще «Богоматерь Великая Панагия» («Всесвятая»). Не утверждаю, что «Ярославская Оранта» и есть искомая Богородица Пирого­ щая. Название «Ярославская» указывает на город Ярославль, а не на Игореву жену Ярославну. Однако думаю, что название «Ярославская» позднего происхождения. Киев хирел. Храмы его приходили в запустение. Иконы из них увозились в другие го­ рода. Так была увезена во Владимир Богородица Елеуса, ставшая там «Владимир­ ской». Так, по-видимому, была увезена из него в Ярославль и Богородица Оранта, ставшая там «Ярославской». В конце концов, должна же была куда-то деться эта ико­ на. Не могла же она исчезнуть бесследно. Гибнуть могло все, но не иконы... Впрочем, для нас важно не это. Для нас важно, что «Ярославская Оранта» явля­ ется типичной орантой XII века — времени того события, о котором идет речь в «Сло­ ве о полку Игореве».