Сибирские огни, 1980, № 3

ЖЕМЧУГ «СЛОВА», ИЛИ ВОЗВРАЩЕНИЕ ИГОРЯ 175 ших». Дело не в том, что это прошлое является содержанием эпопеи. Отнесенность изображаемого мира в прошлое, причастность его прошлому — конститутивная фор­ мальная черта эпопеи как жанра». В эпосе,— читаем у него же,— «ценностный акцент лежит не на будущем, не ему служат, не перед ним существуют заслуги (они — перед лицом вневременной вечности), но служат будущей памяти о прошлом, служат рас­ ширению мира абсолютного прошлого, обогащению его новыми образами (за счет современности)». Этому понятию эпоса может удовлетворять только летописная «Повесть о полку Игоревен—‘ вещь, кстати говоря, недооцененная, но, несомненно, первоклассная, яв­ ляющаяся, несмотря на существование «Слова о полку Игореве», одной из самых зна­ чительных вершин древнерусской литературы; вещь, заслуга которой уже в том, что «Слово» обязано ей своим возникновением,— с отрицания «старых словес» этой по­ вести и начинается «Слово о полку Игореве»: «Не лепо ли нам бывало, братия, на­ чать старыми словесами трудную «Повесть о полку Игореве»? Начаться же этой (но­ вой) песни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояна». В «Слове» ценностный акцент лежит на будущем. Это же — конститутивная фор­ мальная черта не эпоса, а р о м а н а . «У романа,— пишет М. Бахтин,— новая, специ­ фическая проблемность; для него характерно вечное переосмысление, переоценка. Центр осмысливающей и оправдывающей прошлое активности переносится в буду­ щее». «Слово о полку Игореве», таким образом, смыкается не с «книжными отраже­ ниями раннефеодального эпоса», а с явлениями совершенно иного порядка — со всей переосмысливающей и переоценивающей традицией эпохи Возрождения. Сошлюсь опять-таки на М. Бахтина: «В эту эпоху настоящее, современность, впервые почувст­ вовало себя не только незавершенным продолжением прошлого, но и неким новым и героическим началом. Воспринимать на уровне современности значило уже не только снижать, но и подымать в новую героическую сферу. Настоящее в эпоху Ренессанса впервые почувствовало себя со всею отчетливостью и осознанностью несравненно ближе и роднее будущему, чем прошлому». IV В «Слове» присутствуют и эпические, и романные образы. Но эпические образы входят в него как в чуждую им жанровую среду: романная среда — это не их среда «обитания», их положение в ней — положение величественных монстров прошлого в резко изменившихся жизненных обстоятельствах. Однако как раз в этом и состоит их художественное назначение в поэме: они присутствуют здесь не в качестве утвержда­ емых, а в качестве переосмысливаемых,— становление новых, романных образов идет в ней, поэме, за счет отрицания старых, эпических. «Слово» строится как полемика двух начал — старого начала («Не лепо ли ны бяшетъ, братие, начяти старыми словесы») и начала нового («На>-ати же ся тъй песни по былинамь сего времени»). Это обусловливает относительный характер составля­ ющих его образов: они существуют только в столкновении, в конфликте между со­ бой. Следовательно, и рассматривать их можно только в относительном плане — со­ поставляя два ценностно-временных уровня: н о в о е с л о в о и с т а р ы е с л о в е с а , то есть сравнивая «Слово о полку Игореве» с предшествовавшей ему образно-идей­ ной традицией. Приведу ёще раз финальную сцену поэмы: Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы, Руской земли — безъ Игоря. Солнце светится на небесе, Игорь князь — въ Руской земли. Девици поютъ на Дунай — вьются голоси чрезъ море до Киева. Игорь едетъ по Боричеву къ святей Бо- городици Пирогощей. Страны ради, гради весели. Певше песнь старымъ княземъ, а потомъ — молодымъ пети: Слава, Игорю Святъславлича, Буй Туру Всеволоде, Владимиру Игоревичу! Здрази, князи и дружине, побарая за христьяны на поганыя плъки! Княземъ — слава, а дружине— (честь)! Аминь.