Сибирские огни, 1980, № 3

164 ГЕННАДИИ КАРПУНИН Солнце светится на небесе, Игорь князь — въ Руской земли. Девици поютъ на Дунай — вьются голоси чрезъ море до Киева Игорь едетъ по Боричеву къ святей Бо- городици Пирогощей. Страны ради, гради весели. Певше песнь старымъ княземъ, а потомъ— молодымъ пети: Слава, Игорю Святьславлича, Буй Туру Всеволоде, Влади­ миру Игоревичу! Здрави, князи и дружина, побарая за христья!ны на поганыя плъкиЕ, И в «Слове», и в «Метаморфозах», и в «Стране Муравии» движение героев — это уход и возвращение, уход из света во тьму и возвращение из тьмы к свету. Герои уходят от одной судьбы и приходят к другой судьбе. Сходство движения рождает и сходство поэтических образов. Игоря Святослави­ ча, отправившегося на поиски «града Тьмутороканя», застигает в пути ночь: «Солнце ему тьмою путь заступаше нощь, стонущи ему грозою». Ночь застигает в пути не только Игоря, но и Никиту Моргунка, отправившегося на поиски «страны Муравии»: Спал Моргунок и знал во сне. Что рядом спит сосед. И, как сквозь воду, в стороне Конь будто ржал под свет— И в «Метаморфозах» ночь играет решающую роль в судьбе Люция — «около первой стражи ночи» служанка ведет его к чердаку и велит смотреть сквозь щелку в двери, как ее госпожа «будет обращаться а птицу». Все три героя вступили в ночь. И хотя далее и следует смена дней и ночей, но эти дни и ночи находятся уже не по «эту», а по «ту» сторону света. Мир, в который вступили герои, это — «тот» свет, это — тьма, погибель, зло, ложь, горе, неволя, нуж­ да, тоска, печаль. Герои пребывают во тьме, во мраке заблуждения. Потому и возвра­ щение и х— это возвращение из ночи. Вот начало обратной метаморфозы Люция: Однажды, когда «колесница солнца уже обогнула последний столб на ипподро­ ме дня», «в тишине вечера», Люций засыпает на берегу моря. Собственно, Люций спит и не спит, занятый мыслью о том, как от образа «дикого четвероножного животного» вернуться к образу человека. А вот начало обратной метаморфозы Игоря Святославича: «Погасоша вечеру зари. Игорь спить, Игорь бдитъ, Игорь мыслию поля мерить отъ великаго Дону до малаго Донца». В полночь Люций видит «необыкновенно ярко сияющий полный диск блестящей луны, как раз поднимающейся из морских волн». Люций, как уже говорилось, спит и не спит, поэтому он обладает двойным зрением: наяву он видит луну, а во сне — богиню Изиду, наяву он видит свет, а во сне ему открывается истина. Чтобы стать вновь человеком, Люций должен идти к свету, к истине. «Но запомни крепко-накрепко и навсегда сохрани в своем сердце,— говорит ему богиня Изида,— весь остаток своей жизни, вплоть до последнего вздоха, ты посвятишь мне. Справедливость требует, что­ бы той, чье благодеяние снова вернет тебя к людям, принадлежала и вся твоя жизнь». В «Слове о полку Игореве»: «Прысну море полунощи. Идуть сморци мылами. Игореви князю богъ путь ка- жетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую, къ отню злату столу». «Сморци», или «смерчи»,— не «вихри» и не «смерчи», как переводят обычно (кстати, Н. В. Шарлемань, известный составитель «реального» комментария к «Слову», отмечает, что смерчи не возникают ночью), а огненные столбы на небе, всполохи се­ верного сияния, нередко наблюдавшегося в южных широтах Руси, например, в 1111 г. во время битвы русских с половцами, в 1230 г., когда в Орде был убит рязанский князь Роман, в 1380 г. во время Куликовской битвы и в другие годы (В. К. Кузаков. Очерки развития естественнонаучных и технических представлений на Руси в X—XVII вв. М., «Наука», 1976). Впрочем, образ не столько реальный, сколько традиционный, ис­ пользуемый при описании знамений, якобы имевших место во время какого-либо вы­ дающегося события. Корень тот же, что в слове «мерцать» — слабо сверкать, сиять бледным либо дрожащим светом; просвечивать, играть искорками, переливом, пере- межком (Даль).